Вячеслав Королев - В лесах Карелии

Министр собрал складки на лбу, что-то вспоминая, и через пару секунд весело заулыбался.

— Ну, как он здесь, как работает, как дочь у него?

— Золотой работник, товарищ, министр, весь мехцех на нем держится. А дочка... вот она у него на руках. Любовь у них — такой и в книгах не описывают. С рук отца не сходит, только на работу отпускает. А он, как вернется из мастерской, поест и — пока спать не уложит — вот так и марширует с ней по поселку.

Они поравнялись с Ремневым. У него на руках сидела трехлетняя золотоволосая голубоглазая девочка.

— Здравствуй, Ремнев, — первым поздоровался министр, — узнаешь?

— Как же я могу вас не узнать, товарищ министр?! — хрипло проговорил Ремнев, и они поздоровались за руку.

— Дай-ка мне твою дочку подержать, экая она у тебя красавица растет. Егор Васильевич, сфотографируй нас с Леночкой на память, — обратился он к управляющему трестом, — жаль только карточки получатся не цветные, волосы Леночки будут не того цвета. Ну да ничего, давай.

Передавая девочку обратно отцу, министр заглянул в его глаза. Они были влажными.

— Ну что ж, Степан Васильевич, — проговорил министр, — поздравляю тебя с возвращением в семью честных советских людей, от всей души поздравляю!

***

Вот о чем напомнил министру нож, принесенный из кладовой административно-хозяйственного отдела.

Воспоминания воспоминаниями, но что делать с колхозами бывшего Сегозерского района? Лубенников не такой человек, чтобы надолго оставить вопрос нерешенным. Опять поставит на бюро ЦК.

«Не буду принимать, Брагин хоть и очень хороший директор, но все же не железный, чтобы выдерживать такую нагрузку. Весь район на плечи одного человека взвалить хотят. Не буду принимать, министерство Союза подключу».

Резко зазвонил телефон. Говорил Лубенников.

— Ты почему не в новом здании сидишь?

— Связисты бунтуют, не хотят подключать мой узел связи к общей телефонной сети.

— Опять чего-нибудь не поделили?

— Они просят помещение в Поросозере, а у меня сейчас ничего нет, будет месяца через два. Помогли бы, Леонид Игнатьевич, а?

— Ты мне еще своего нового дома не показал. Через полчаса приду смотреть.

Через полчаса Лубенников с Ковалевым ходили по кабинетам нового здания.

— Как, нравится, Леонид Игнатьевич?

Лубенников быстрым взглядом окидывает Ковалева. В его глазах доброжелательность и насмешка.

— А ведь я тебя, Сергей, более догадливым считал. Неужели ты не понял, что я не только ради новоселья пришел? — И, сразу став серьезным, продолжил: — Прими сегозерские колхозы.

Ковалев молча сел в кресло. «Нет, с этим человеком я спорить не умею... Он так или иначе убедит меня в своей правоте».

— А по телефонам своим можешь разговаривать на здоровье, они у тебя все работают, — весело проговорил Лубенников.

Десятки миллионов бревен ежегодно плывут по порожистым рекам Карелии. Плывут россыпью, каждое бревно само по себе. В Карелии почти нет рек, по которым можно проплавить хоть три бревна, связанных вместе...

По небольшим и средним озерам бревна плывут в кошелях, буксируемых катерами. По Онежскому и Ладожскому озерам — в гонках или в судах. Тысячи людей заняты на сплаве леса. С ранней весны до поздней осени бегают они с баграми по бревнам, напоминая канатоходцев в цирке. О многих из них рассказывают легенды... И все же урон от сплава огромен: гибнут люди, несмотря на опыт и мастерство, засоряются реки и озера корой и топляками, десятки тысяч кубометров с величайшим трудом заготовленной древесины уходят в невозвратные потери.

Но обойтись без сплава при таком объеме работ нельзя. Понадобится несчетное количество автомашин для вывозки леса непосредственно к железной дороге, огромные денежные средства и дорожная техника для строительства дорог...

Ковалев со вторым секретарем ЦК Компартии республики Вторушиным идут по берегу реки Кемь вдоль порога Кинтезьма. Могуч порог. В семикилометровой толще скалы пробил он себе извилистый проход. Скала держит на своих плечах несколько миллиардов кубометров воды озер Верхнего, Среднего и Нижнего Куйтто.

Ах, как хочется этой огромной массе воды рвануться вниз по руслу широкой реки Кемь, разыграться на просторе полей прибрежных деревень и в лесных низинах, покрытых ельником, стереть все на своем пути... Но скала встала намертво. Сердится вода, стараясь вырваться на простор, кипит и пенится в пороге, в огромных рваных валунах, разбросанных по дну семикилометрового порога, — но тщетно.

Сегодня из озера в порог пропускают приведенные кошелями из Ухты сорок тысяч кубометров бревен. Директор сплавной конторы Фарков ушел на пропуск, в исток реки, а Ковалев с секретарем решили пройтись вдоль порога, посмотреть, как расставлены рабочие, которым обеспечивать пропуск бревен через порог. Они не дошли до конца порога, а километрах в четырех от истока повернули обратно и идут навстречу плывущим уже бревнам.

— А что, Сергей Иванович, — обращается секретарь к Ковалеву, — если заломит в таком пороге, что тогда делать?

— Не приведи бог, — недовольно отвечает Ковалев.

— А вот тогда, у Васильевского моста, почему ты себя так вел? Я ведь до сих пор не уразумею. Дело прошлое, расскажи.

— Зачем старое поминать... Обошлось — и слава богу.

— Нет, ты давай поделись. Тогда я приставать к тебе не стал, вид у тебя был какой-то злой до неузнаваемости. А теперь расскажи.

— У Васильевского моста было чудо, а культурным людям в чудеса верить не полагается.

И в голове Ковалева проносится картина этого «чуда».

Весна 1955 года была исключительно многоводной. По улицам западной части поселка Чална люди разъезжали на моторных лодках. Ковалев с управляющим сплавным трестом двое суток в отчаянии мотался между Верховской запанью на реке Шуе и Бесовецким мостом: от горизонта воды до прогонов деревянного моста оставалось двадцать сантиметров. Не выдержит запань — от моста духу не останется.

Сорвало Кривецкий мост, Пудожский район тоже оказался отрезанным от соседней области; заместитель Ковалева по сплаву Палагичев с несколькими сотнями отборнейших сплавщиков уже несколько суток без сна ведет работы по спасению — любой ценой — Гурьевского моста возле самого Пудожа.

В такой обстановке второй секретарь позвонил Ковалеву:

— Давай съездим в Олонец, посмотрим, как у них со сплавом.

— Там ничего опасного нет, лес в двух запанях: ниже и выше Торосозера. Коренную запань, правда, еще ставить не начали, быстрое течение не позволяет.

— Вот и давай съездим, а вдруг с торосозерскими запанями что случится?

Что будешь делать? Пришлось ехать. В Пряже их машину остановил стоявший посреди дороги первый секретарь райкома партии Воронов.