Лилли Промет - Девушки с неба

Анни рассказывала о коменданте Валги, который поселился в здании школы вместе с сеттером-сукой Эрле. В комендатуре держали двадцать две собаки и одного псаря. Но об Эрле заботилась отдельно школьная нянечка Аманда. У Аманды был громовой голос и монолитное туловище. Как кусок скалы. Никто не помнил, чтобы Аманда носила другую одежду, кроме синего халата с кружевным белым воротничком. И никто никогда не слыхал, чтобы Аманда изъяснялась фразами. Обычно весь полет ее мыслей вмещался в одно-единственное слово.

Она жила при школе, в домике во дворе, вместе с двумя щенками Эрле. Но к ним, плоду греха породистой собаки, Аманда относилась столь же презрительно, как и комендант.

Грехопадение Эрле случилось в Германии, в городском парке. У коменданта длинношерстная собака, у его друга гладкошерстный сеттер, да и чистота породы его оставалась под вопросом. У Эрле тогда время течки уже прошло, комендант ничуть не тревожился, когда собаки, играя, пропали из виду. Но пришло время, и Эрле принесла пять щенков. Два из них получили клички по именам государственных деятелей противника и были привезены в Валгу. Иногда в хорошем настроении комендант показывал фото: в Германии плавали в озере он сам, его дочурка и пять приблудных щенков.

Аманда выполняла все распоряжения безукоризненно точно и преданно. Она купала Эрле в кухне, в детской ванночке. Мыла зеленым мылом. Температуру воды для полоскания измеряла градусником. Заранее клала греться банную простыню. Лишь когда Эрле сама соизволяла выйти из воды на пробковый коврик, Аманда приступала к вытиранию.

Эрле ждал покрытый клеенкой ватный матрац. Простыня и подушка. После ванны, ложась на махровую простыню, собака смотрела на Аманду и заведующую школой с уничижающим превосходством. От такого взгляда можно было заполучить комплекс неполноценности.

Комендант был очень доволен. Сказал, что даже в Германии Эрле не купали так заботливо и с такой любовью, как в маленьком провинциальном городе Валге.

Однажды, когда Аманда мыла внутреннюю лестницу школы, по ступеням поднялся сильно надушенный, розоволицый комендант. Жители Валги прозвали его «Пульферпудер» [25] Пудреный порошок (нем.) . .

— Гутен морген [26] Доброе утро (нем.) . , фрау Аманда! — поздоровался комендант и отпустил шлепок на выпяченный кверху монументальный зад Аманды.

Анни была уверена, что Аманда сейчас же в ответ огреет коменданта мокрой половой тряпкой по морде. Но нет! Аманда просияла, как солнышко, и сказала самую длинную в своей жизни фразу:

— Ух ты, какой милый господин!

— Смейся, смейся! — сказала мне Анни. — Здесь у нас никому не спастись от хорошей шутки. Комендант насмехался над эстонцами, когда сказал директрисе школы: «До чего же глупые эти эстонцы. И несмотря на это, они все еще надеются стать самостоятельным народом и создать свое государство».

Ну а меня смешит Адольф. Адольф хвалился, что немецкий изобретательный ум построит надежный фундамент победы. И, глянь-ка, возле вокзала, на станции Валга построили для солдат Новой Европы нужники длиной в версту. Знаешь, Ингель, ночами, когда мне не спится или когда самолеты летают над головой, я каждый раз думаю, что эти германские оккупационные сортиры однажды все-таки взлетят к черту!

Ехать дальше в Тарту теперь уже не было смысла. К комендантскому часу домой не успеть. Олександер прислонил велосипед к воротам. Избегал моей благодарности. Исчез, не сказав ни слова. Будто глухонемой: все мы одинаково были поставлены в положение, вынуждавшее нас отгораживаться от других непроницаемыми стенами недоверия и страха.

Я снова привязала кусок копченой свинины к багажнику.

Поехала к Трууте.

Пыталась представить себе, как взлетят на воздух нужники возле железнодорожной станции.

Наш вагон стоит неподалеку от Ладоги. На железнодорожной станции. В тупике. Уже целый месяц. Получаем в день по двести граммов хлеба и сто граммов чечевицы на нос. Затем однажды ночью нас сажают на мучной баркас и перевозят через Ладогу. Соскабливаем со стенок баркаса муку. Едим ее сухую.

Начинается путь в тыл. К Челябинску. На следующий день попадаем под бомбежку. Как раз, когда стоим на забитой эшелонами станции. Там же эшелон, которым эвакуируются семьи рабочих ленинградского Кировского завода. Очень много детей.

Это самое жуткое зрелище, какое только можно себе представить: часть людей горит в вагонах заживо. От других остаются разбросанные по округе кишки, трахеи, ноги и руки. Окровавленные лохмотья одежды. Раненые вопят так, что уже только от одного этого можно свихнуться.

Одна бомба падает прямо на станционный сортир.

Пока мы, задыхаясь от вони, перевязываем раненых, нас обворовывают. Украли запас провизии и одежды. Мою шинель тоже. Единственную теплую вещь. На дворе декабрь.

К счастью, уже на следующей станции получаем еду и новое обмундирование. Прикладывать усилия, чтобы натянуть на ноги валенки, не требуется. Валенки такие большие, что хоть прыгай в них с печи, не промахнешься.

Солнце стояло все еще высоко. А луна слишком поторопилась и взошла уже среди дня.

Скирды клевера на лугах. На покосах свежие вороха сена.

Кто не знает тропинки, ни за что не найдет баню Колля Звонаря. А ведь она стоит не так уж далеко от большой дороги. После того как молния сожгла хутор, Колль переселился в баню. Мой папа знал, что Колль взял жену из богатой семьи. Она была человеком веселым. Любила петь и заниматься рукоделием. Вышила на тюлевой накидке для подушек бабочку. Еще я знала по рассказам папы, что жена Колля щипцами для завивки волос укладывала воланы на своей нижней юбке. Папа говорил: кофрировала.

Как только папа, мужчина, обратил на это внимание и запомнил? А вот я помнила, как Колль принес нам раков в мешке. Мне велели надергать охапку укропа. Стояла в напряженном ожидании рядом с папой. Хотела увидеть, как раки покраснеют.

После смерти молодой жены у Колля опустились руки. Потом сгорел хутор. И только много лет спустя Колля захотела прибрать к рукам скупая старая дева Ану. Позвала его на ярмарку. Там он выполнил ее желание: купил шафрановую булку, которой пекарь придал форму мальчика. Глаза и пупок обозначил изюминками.

Старая дева и привела бы Колля к алтарю, но случай все испортил. Дело было в том, что у Ану возникло неодолимое желание поесть блинчиков. Как раз, когда они уже шкворчали на сковороде, Ану в окно увидела, что к дому подходит Колль. Она поскупилась угостить жениха и быстро спрятала сковороду под кровать. Колль втянул носом запах блинчиков, наполнявший комнату. Заметил предательски торчащую из-под кровати ручку сковороды. И пришел конец их любви.

Труута выбежала к воротам мне навстречу. Схватила мою руку, сжала ее. Я поняла: она ждала меня, опасалась и тревожилась за меня. Прошло уже десять дней с тех пор, как мы приземлились. До передачи оставалось всего два дня.