Борис Попов - Без четвертой стены

Стоял Красновидов над обрывом, смотрел на тайгу, на котлован, где громоздились один на один бетонные блоки, виднелись остовы кирпичной кладки, торчала из земли толстая проволочная арматура и по-жирафьи тянули вверх длинные шеи замершие до утра подъемные краны. Смотрел, и так ему захотелось, чтобы рядом с ним сейчас вот, сию минуту стояли Ангелина, Валдаев, Ермолина, Уфиркин. И Лежнев Егор Егорыч. Олег вспомнил очень правильные его слова, сказанные тогда, у Валдаева: «Прокисли мы на стационаре-то. Хлебнуть жизни, мозги прочистить нам ох как нужно». Приезжай, Егор Егорыч, здесь не прокиснешь. И жизни хлебнешь.

— Кто у тебя сейчас, в театральном твоем коллективе? — спросил Красновидов на следующее утро у Рогова, начиная издалека. «Теперь я зайду с другого боку, — решал он, лукаво, но добро поглядывая на Петра Андреевича. — Кто знает, может быть, компромисс, на который тянет Петр, даст неожиданный выигрыш».

— Производственники, — ответил Рогов. — Есть учителя, инженеры, химик, геолог, школьники, продавцы. А что?

— Сколько их всего? — Он не торопился с ответом.

— Тридцать, Олег. Тридцать влюбленных в театр.

— Если на базе самодеятельного мы создадим профессиональный театр, они должны будут с производства уйти? Отвечай, отвечай! — подгонял его Красновидов.

— Не знаю. Ты куда клонишь-то?

— Они способные ребята? — Красновидов знал, куда клонит.

Рогов развел руками:

— Ты играл с ними «Любовь Яровую», видел, способные или нет. — Подумав, признался: — Они ведь без театрального образования, теории не знают, о системе Станиславского я им рассказывал вскользь, самое элементарное. Суди. Способности у них, с твоей точки зрения, невелики, но, повторяю, влюбленность…

Влюбленность — это хорошо, подумал Красновидов. Он мог поручиться, что влюбленные в театр никогда еще театру вреда не делали. Равнодушные специалисты куда вреднее. Лежнев — профессор ГИТИСа — как-то сказал: в театральных институтах студентов надо учить л ю б и т ь театр, а не технике выжимания слез или возбуждения Отелловых страстей.

Красновидов в упор смотрел Рогову в глаза.

— А если мы организуем театральную студию?

Он подождал, посмотрел, какое это произведет на Рогова впечатление. Тот молчал. Насторожился.

— Объявим твоих артистов абитуриентами, — продолжал Красновидов. — Проведем конкурс. Они будут сдавать экзамены: прозу, басню, стих, этюды на воображение. Способные станут студийцами. А? Пока театр не перейдет на самоокупаемость, если мы его вообще создадим, они будут заниматься в студии без отрыва от производства и жить на свою зарплату. А там посмотрим. Пойдут на это твои ребята? Как, Петр?

Рогов не возражал. За две эти недели он, кажется, первый раз не возражал. Красновидов стал развивать идею.

— Свой, постоянный источник молодых кадров. Сперва на базе твоих ребят, а дальше сможем объявлять наборы для профессионалов. Избавимся от биржи, залетающих невесть откуда беспризорных актеров, которые через сезон-два все равно сбегают.

Рогов откинулся на спинку стула, хрустнул пальцами.

— О-хо-хо, разма-ах… Наташа! — крикнул он в другую комнату. — Подогрей-ка нам самоварчик.

Встал, сел, опять встал, заходил по комнате.

— Маневр твой, Олег, прямо скажу, государственного масштаба. Я даже думаю, что при таких обстоятельствах можно будет заводить разговор и о театре. Кадровый-то вопрос встанет в первую очередь. От этого зависит и фондовая смета. Школа при театре. Это уже, между прочим, сфера и Министерства образования. Программа, учебный план, всякое другое. Какую ты, брат, мыслишку-то подкинул! Только вот… — Рогов, как школяр у доски, почесал затылок. — Ты считаешь, что мамонты действительно рискнут махнуть сюда? Не погнушаются?

— Считаю, Петр. Они народ капризный, но на подъем легки.

Красновидов не хотел огорчать Рогова, но этот вопрос висел и над ним: только надежды и никаких гарантий. Рогов все не мог успокоиться:

— Тогда они составят и преподавательский костяк. И я, если доверите, тоже мог бы на первых порах…

— Доверим, доверим, — теперь Красновидов сел на своего конька. — Нам бы продержаться полгода без займа у государства, хотя бы полгода. Любыми средствами. Милости нам ждать неоткуда, так я тебя понял?

— Да, Олег. Надо, как говорят, заявиться.

— Понятно. Вот теперь мы составим с тобой докладную записку. Риск и страх беру на себя. Мы отошлем ее в министерство, а копию я отнесу в горком Бурову. Ты как относишься к Бурову?

— К Бурову? — Рогов ответил не сразу. — Буров человек слова, это я знаю. Сказал — сделает, пообещал — не забудет. Ты расспроси мою Наталью, они одно время были тесно связаны по работе. С горкомом у меня, Олег, больше по части просьб, а там к просьбам отношение знаешь какое: ну вот, опять пришел…

Вечером, укладываясь спать, Олег неожиданно спросил:

— Стадион… Его что, давно уже строят?

— С прошлого года. Зимой-то у нас не очень… Морозы.

— Ты не видел проекта?

— Видел. — Рогов отвечал уже из-под одеяла. — На Первое мая стенд на площади стоял.

— И как?

— Красавец вообще-то. Последнее слово техники. Прожекторные щиты, электрообогрев трибун с учетом климата. А что он тебе дался?

— Так, — Красновидов ушел от ответа. — Спортом хочу заняться.

И хотя воз двигался со скрипом почти во всех колесах, Красновидов отмечал, что малая малость ему уже удалась. К удивлению своему, он незаметно, потихоньку включался во все сферы дела. Тут и хозяйственные и финансовые вопросы, проблемы быта и много, много всякого такого, к чему он раньше не прикасался. И оказалось, вроде бы не так уж это трудно, если относишься ко всему с жаром, без оглядки, каждую минуту ощущая, что любая мелочь идет в актив огромного хозяйства по имени Театр. А мелочей уйма — голова кругом. Без Рогова, конечно, ни на шаг. Петр Андреевич был ему и советчиком и контролером. Дотошен, сведущ, расторопен. И добродушен. Прям, тактичен. И бескорыстен.

Закончив долгие переговоры, Красновидов от Роговых съехал. Неловко ему было целых две недели пользоваться их гостеприимством, столоваться за чужой счет. Денег от него не брали, об этом, упаси бог, и разговора не поднимай, обидятся кровно. А так он не мог. Поблагодарил за все и съехал. Снял в гостинице номер без удобств с видом на складской сарай во дворе, жил теперь бобылем и забыл о себе думать совершенно. Ел от случая к случаю, спал изредка. Только брился регулярно. Небритых артистов не выносил, а пуще — себя самого.

Визит к Бурову был и полезный и в какой-то степени утешительный. Секретарь в присутствии заведующего отделом культуры санкционировал — с некоторыми поправками — докладную в Главное управление театров.

— Подпись Рогова под докладной тоже поставьте.