Янис Ниедре - Деревня Пушканы

— Ваша партия только и знает, что римскую церковь оплакивать, — долетел возглас с середины площади. Анна оглянулась вместе с окружавшими ее парнями на одетых по-городскому мужчин около будки со сладостями. — Вы немало денег из государственной кассы на пособия римской церкви выгребаете, — вытянув шею, крикнул человек в зеленой шляпе.

— Чего, кроме лжи, можно ждать от господ прогрессистов? — не растерялся оратор.

— Не ложь это! — не сдавался человек в шляпе. — Лучше скажи, сколько сотен тысяч пособия отвалили римским отцам из государственной кассы!

— Риму — ни сантима! — отрубил оратор, повернулся к айзсаргскому начальнику и что-то сказал ему.

— Католическая церковь получает доходы! — крикнул кто-то тонким юношеским голосом из стоявших впереди Анны. — На нее каждый год уходят сотни тысяч латов, только их и видели!

Анна поднялась на носки и увидела белокурого юношу, того самого, который выступал сегодня около лавки Ленцмана.

— И господа социалисты туда же? — засмеялся оратор. — Видите, шабры, как они поддерживают друг друга, как друг за друга стоят: прогрессисты за социалистов, социалисты за прогрессистов. Так успокойтесь, я отвечу! У истинно латгальской партии секретов нет. Вот тут, — у него в руке появилась не то тетрадка, не то журнал, он быстро полистал ее и затем помахал перед слушателями, — вот государственный бюджет. Читаю по ней. Слушайте, что тут написано! Церкви, все вместе, включая лютеранскую, православную и еврейскую, получили за год от государства пособий на двести восемьдесят тысяч латов. Все вместе. А одна опера — поющий театр, — до небес возносимая господами из социалистической и прогрессивных партий, обошлась государству в триста тридцать четыре тысячи! Согласен, опера — это искусство. Но скажите сами вы, именующие себя защитниками бедных, друзьями рабочих и неимущих крестьян, — кто посещает оперу? Простой народ, труженики, за которых вы якобы заступаетесь? Сколько латгальцев бывает в опере, сколько из них может туда попасть. А те, что иногда и ездят из Латгале в Ригу по своим делам, на поиски работы, по театрам не ходят. Государственные деньги, латы налогоплательщиков вы, господа прогрессисты и социалисты, отдаете на развлечения балтийцам. Вот кто, братья латгальцы, на самом деле опустошает государственную казну! Они, которые в своих медоточивых речах называют себя друзьями народа. Они не друзья латгальских католических крестьян, а враги их! — Распалившийся оратор уже не обращал внимания на выкрики толпы. — Да убереги нас от них бог! Поэтому дальше держитесь от этих смутьянов и их собраний.

— Подлость! Демагогия! Закон о предвыборной агитации нарушаешь! — Отдельные реплики слились в сплошной гомон голосов.

Какой-то юноша рядом с Анной пронзительно свистнул, так что уши заложило.

— Полиция, где полиция?! — вопил кто-то.

— Долой черноризника! — крикнул рядом с Анной стройный румянолицый парень. Все кругом сразу зашевелились, как выступившая в половодье из берегов река.

Анне показалось, что ее кинули на решета молотилки. Ее швыряли и толкали из стороны в сторону. Она попыталась вырваться из толчеи, но ее, как клещами, держали чужие руки и плечи. И вот сторонники католического оратора, айзсарги и полицейские вклинились в толпу и стали напирать со стороны торговых рядов на самый ее центр. Острие клина направлено было именно туда, где, стиснутая со всех сторон, находилась Анна Упениек.

— Назад! Назад давайте! — Блюстители порядка в разных формах одежды, сопя и пыхтя, продирались сквозь подвижную, но плотную человеческую массу. И беда тому, кто оказывался на их пути, не подчинялся им!

— Протестую! Вы не вправе!.. — Слова эти утонули в общем гомоне и криках. Анне казалось, что ее с рыночной площади вдруг загнали в темную, душную ригу, где гулко, хлопаясь о колосники, падали снопы, а кругом с воспаленными от пыли глазами сопели молотильщики.

— Девочка, смотаем отсюда, и поживей! — Чья-то властная рука схватила Анну за плечо. Она инстинктивно дернулась, но, обернувшись, увидела пожилого человека и подчинилась.

Оттуда, куда увлекал ее незнакомец, махала ей какая-то женщина. По-дружески, энергично, повелительно.

— Не имеете права трогать меня! — пронзительно закричал кто-то у Анны за спиной. — Я пропагандист центрального комитета социал-демократической партии Пилан! Вы не смеете!

Пилан! Вот почему ей показался знакомым парень около лавки Ленцмана. Так ведь это бывший Аннин одноклассник — мальчик, которого восемь лет тому назад исключили из гимназии.

По дороге из Даугавпилса в Крустпилс в полупустом вагоне третьего класса Андрис Пилан с каким-то мелким чиновником проспорил о политике всю дорогу.

Этим же поездом должны были вернуться в Ригу те представители партии, которые выступали сегодня на собраниях в Абельской, Мажарской, Савиенской волостях и в обоих придаугавских городах, в Екабпилсе и Крустпилсе, — члены центрального правления трудовой молодежи Витол и Приекулис, представитель общества демобилизованных воинов Праулинь, депутаты сейма Кок и Вецум. Увлекшись спором, Андрис теперь опасался, что коллеги, не найдя его, уже сели в поезд, но, увидев их на перроне, вернее перед летним станционным буфетом, протиснулся к ним. Витол, прижимая к груди красно-коричневый кожаный портфель, тянул из большой кружки пиво.

— Кроме одного места, у меня в вагоне все свободно, — сообщил Пилан.

— А на том одном кто? Хорошенькая?.. — Толком не расслышав ответа Пилана, Приекулис повернулся к поезду.

— Одно место. И его занимает мужчина.

— Тьфу! — сморщился Приекулис.

— Интересно. Сможем в дороге подискутировать.

— Кто-нибудь из корешей? — спросил Витол, стукнув об стойку пустой кружкой.

— Да черт его знает. Успел уже уложить его на обе лопатки.

— А какой смысл! — Депутат Кок снял пенсне и принялся вытирать его тонким носовым платком. — Устал я от этих дискуссий…

— Нам, депутатам, полагается бесплатный проезд вторым классом… — Рослый, плечистый Вецум взял Кока за локоть. — Приекулис и Витол как члены центрального правления трудовой молодежи тоже имеют право ездить вторым. Праулиню, правда… — начал он и осекся.

— Праулиню это не полагается. Как и Пилану. Знаю, — отрубил пропагандист общества демобилизованных воинов. — Не положено, ни по рангу, ни по должности. Если таких, как мы, вторым классом катать, возникнут непредвиденные расходы. Да еще во время кризиса. Но вы, товарищ Вецум, можете не беспокоиться! Никакого ущерба я партийной кассе не причиню. Депутаты и директора банков из-за меня увеличивать свои взносы в предвыборный фонд вынуждены не будут. Пошли! — сказал он Пилану. — Показывай свой вагон.