Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

— А выйдет? — осторожно заметил кто-то.

— Должны… Темнота наступит, и пойдем… А пока отдыхать. Я подежурю! Сменит Федько, — распорядился Елкин.

Напрасно он пытался скрывать от бойцов свою боль. Хотя и сдерживался, но заглушить стон не мог.

Повар разбудил Сироткина:

— Иван, посиди пока. Я пойду поищу воду. — Он постучал рукой по консервной коробке. — Командиру плохо. Знобит его.

Сироткин и еще один боец, не сговариваясь, стащили с себя пропыленные шинели и накрыли ими раненого командира.

— Ферапонт Кондратьевич, я схожу разберусь, что к чему, — сказал Сироткин.

— Давай. Стемнеет — двинем дальше.

Сироткин вошел в лес. Шел он осторожно, зорко посматривая по сторонам. С веток деревьев перепархивали бойкие синички и мухоловки. Деловито выстукивал сухую березку дятел. Немецкие войска прошли стороной, и ни один артиллерийский снаряд сюда не залетел. Деревья стояли стройные, ярко-зеленые, с чистыми белыми стволами. Сироткин смело вышел на большак. «А говорят — окружены! — подумал он со злостью. — Фашисты и не заглянули в этот лес. Паникеры, и только. Болтают, что придет в голову. Не хватит у фашистов войск, чтобы окружить Россию». Вот он идет по дороге. И ни одного немецкого солдата вокруг. Он, Сироткин, на своей земле! И здесь хозяин. Так просто его не возьмешь. У него не винтовка, а ручник.

Сироткин чувствовал себя лучше, чем в первый день после контузии. А главное, он был не один. С ним его товарищи по заставе, такие же, как он. Уверенность прибавила сил, и идти стало почти легко. Надо узнать, что там впереди, и сообщить товарищам. В Рава-Русской немцы пускали белые ракеты. При ослепительном свете он лежал, вжавшись в землю, а когда наступала темнота, шел свободно, во весь рост, почти как в мирное время.

Не заметил, как вышел из лесу. За полем виднелась небольшая деревушка. Он всматривался в дома, стараясь уловить какое-нибудь движение и понять, заняли ее немцы или прошли дальше.

Сироткин вскоре вернулся к своим. Политруку стало хуже. Нездоровая желтизна окрасила скуластое лицо. Заострился хрящеватый нос.

— Плохо политруку! — тихо сказал кто-то. — Надо что-то решать. С больным далеко не уйдешь!

— Что решать? — прохрипел Сироткин, стараясь поймать бегающие глаза говорящего. — Сделаем носилки и понесем.

— Часа два отдохнем еще — и в путь! — решительно сказал Федько. — Ночью легче идти.

На дорогу, слепя светом фар, вышло шесть машин, крытых брезентом. Один шофер не успел притормозить перед ямой, и в кузове что-то тяжело загрохотало, ударяясь о доски.

— Снаряды везут, — тихо сказал повар. — Фронт близко.

Пограничники немного переждали и снова зашагали вперед. Сироткин услышал за спиной кашель. Сдернул с плеча ручной пулемет, изготовившись к стрельбе. Его догнал незнакомый солдат с темным, обожженным лицом, в грязном комбинезоне. На голове шлем танкиста.

— К своим идете?

Сироткин утвердительно кивнул.

— Тогда мне по пути.

— Товарищ старший политрук! — громко крикнул Сироткин. — Танкист вышел к нам.

— Командира несете? — спросил танкист и, не отходя от Сироткина, начал говорить быстро, чуть-чуть заикаясь от волнения: — Танк мой сожгли, сволочи! Один я и уцелел. К своим пойду.

— Покажись, вояка, — хмуро сказал Елкин, с трудом поворачивая голову. — Надо мне на тебя посмотреть.

— Вы что — не верите? Могу комсомольский билет показать. На рожу смотрите. Не керосинку разжигал — в танке горел! Мою «бэтошку» сожгли!

— Комсомольский билет где получал?

— В третьем танковом батальоне. Показать?

— Верим.

Перед дневкой к отряду вышли пехотинцы. Впереди двух солдат шагал раненый младший лейтенант. Бинты на его голове почернели от засохшей крови и пыли.

— Можно присоединиться к вашему отряду? — спросил младший лейтенант у повара Федько, принимая его за командира.

Елкин приподнялся на локте.

— Где у ваших солдат оружие, младший лейтенант? — строго спросил он. — Вы не в плен идете сдаваться. Красноармейцы без винтовок. Бросили оружие?

— Я в бою расстрелял все две обоймы… Последний патрон из нагана послал в дезертира. — Младший лейтенант опустил глаза, чтобы не видели его слез. — Красноармейцы хорошо дрались…

— Саперной лопаткой буду рубить, — сказал со злостью пожилой солдат, заросший колючей щетиной.

— В первом бою добудем оружие, — уверенно сказал Елкин. — А пока мою винтовку отдайте кому-нибудь из красноармейцев.

После короткого отдыха в лесу пограничники вышли на опушку. Рядом лежала проселочная дорога. На ней сбились повозки, машины, лошади с артиллерийскими орудиями. Вдоль кювета врассыпную понуро брели запыленные красноармейцы.

— Не пробиться к мосту, — с горечью сказал Федько. — Много сбилось окруженцев. — Он напряженно вглядывался в темную массу людей, стараясь среди серых шинелей, бушлатов отыскать своих пограничников в зеленых фуражках.

Люди угрюмо молчали. Измученные лица, черные от грязи, с запавшими глазами, острыми скулами. Люди, машины, повозки запрудили дорогу и растекались по низине, как в половодье река.

— Привал, — тихо выдавил сквозь стиснутые зубы Елкин. — Надо немного переждать.

— Точно, — согласился Федько. Он снял вещевой мешок и, сосредоточенно шевеля толстыми губами, принялся резать колбасу на маленькие кусочки, про себя подсчитывая количество людей. — Все, что можно сделать сегодня, не откладывай на завтра, — сказал он, чтобы немного развеселить уставших бойцов. — Батька мой так говорил. А вы что сидите, как просватанные? — Он посмотрел на приставшего к отряду младшего лейтенанта с пехотинцами. — Клюйте!

— Спасибо, — проглатывая слюну, сказал обгоревший танкист. Жадно схватил кусок хлеба и кружок колбасы. Хлеб съел отдельно, подставив ладонь, чтобы не обронить ни одной крошки на землю.

Федько аккуратно затянул мешок, пристроил его на спине.

— Пошукаю врача. Должен же быть где-нибудь. — Привстал, напряженно всматриваясь в даль. — Сироткин, надевай мою фуражку для ориентира.

Большая фуражка повара полями легла Сироткину на уши. Он сбил ее на затылок, присматриваясь к новому пополнению. Каждый в группе нашел себе дело: младший лейтенант перебинтовывал себе голову, танкист протирал наган, а один из пехотинцев прикручивал проволокой оторвавшуюся подметку ботинка.

Сбоку послышался низкий звук летящих самолетов. Людская масса колыхнулась и побежала в разные стороны, сшибаясь и падая.

— Немцы!

— Ле-тят! Летя-а-ат! Летя-а-ат! — как эхо, перекатывалось с разных сторон.

Люди бежали к лесу.

Сироткин вскочил и очумело завертел головой, обшаривая небо. Он чуть не сорвался с места, чтобы тоже бежать вместе со всеми, но, вопросительно посмотрев на командира, остался на месте.