Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

— Стой! — остановил Сироткина властный голос. — Ты куда идешь, гад? Сдаваться немцам? Ну-ка, поворачивай назад!

Сильный удар в грудь чуть не свалил Сироткина с ног. Здоровой рукой он отвел руку незнакомого человека.

— Ты что? В какой плен? Раненый я. Где-то оставил пулемет. Хотел посмотреть его у ручья. Ты, случайно, не оттуда идешь? Может, видел мой ручник? Без него никак нельзя. Любой фашист свалит.

— Правильно рассудил, — сказал из темноты тот же голос, но уже дружелюбный. — Я подобрал чей-то ручной пулемет. Правда, диск пустой. На, тащи, если твой.

— Охотно возьму, — обрадовался Сироткин. С трудом закинул пулемет на плечо, ощущая привычную тяжесть.

— Давай знакомиться, — глухо сказал неизвестный и шагнул навстречу Сироткину, — старшина Воробьев. Летчик.

— Сироткин, пограничник.

— Далеко же ты ушел от границы, браток! А меня сбили. Пришлось ногами землю мерить.

Сироткин пристально посмотрел на старшину и расплылся в добродушной улыбке:

— Летчиков я люблю! Ты сбил хоть одного фашиста?

— А ты как думал? Чай, не лыком шит. Гробанул два немецких бомбера Ю-88… Прорвемся ли к своим, как ты думаешь?

— Как пить дать, — серьезно заверил Сироткин. — Злой я сейчас, а злость силы увеличивает. Кажется, все нипочем. Вот только патронами бы разжиться. С «дегтярем» не пропаду.

— «Дегтярь» — штука стоящая, — согласился летчик.

— Далеко ли до Буга?

— Километров десять, наверное, будет.

Сироткин покосился на старшину, но в темноте его лица не было видно. Шли молча. Сироткин тащился из последних сил. Он думал только об одном: как бы не отстать.

— Ты что приуныл, пограничник? — заботливо спросил старшина.

— Ноги сбил. И рука ноет. Но ничего, доковыляю, не беспокойся.

— Я тебя не брошу. Сам погибай, а товарища выручай. Это я хорошо усвоил. Давай твой пулемет. И на, пожуй. — Старшина протянул Сироткину черный сухарь.

Тот долго разжевывал каждый кусочек, наслаждаясь его вкусом. Ему сейчас казалось, что на свете нет ничего вкуснее этого сухаря.

— Слышишь, немец гудит? Летят бомбить. Надо разведать, что к чему. Ты отдохни тут, а я пройду вперед. Не бойся, я далеко от тебя не отойду. — Старшина, шаркая каблуками, скоро скрылся в темноте.

Сироткин устало привалился к кювету и вытянул ноги. На дороге время от времени появлялись одинокие фигуры людей.

— Повара Федько и старшего политрука Елкина не встречали? — спросил Сироткин, не надеясь на ответ.

— А старшина Иванов не нужен? — кто-то попытался пошутить, но шутки не получилось.

— Пограничник! — услышал он голос Воробьева издалека. — Где ты?

— Здесь, старшина.

— Подымайся. Надо идти. У моста столпотворение. Не переправимся сегодня через Буг — пропали! Ты меня понял?

— Ясно. — Сироткин встал.

Даже такой короткий отдых помог вернуть силы. Он шагал за старшиной, стараясь не отставать.

— Я тебе подарок приготовил, — сказал не оборачиваясь летчик и протянул руку: — Две обоймы нашел. Держи.

— Спасибо.

— Да что ты меня благодаришь. Заряжай пулемет. Я тут хорошую копну присмотрел. Посидим. Зарядишь — и к мосту. Мы не отстанем от других.

Сироткину все больше нравился старшина. Отдал свой ручной пулемет, разведал обстановку. Попадаются же такие заботливые люди!

— Снова гудит, сволочь! — заметил Сироткин, глядя в небо.

— Черт с ним, пусть гудит. Он нам не страшен. Думай лучше, как мост перейдем. Ты плаваешь хорошо?

— Ничего. Да вот рука у меня…

— Буг широкий!

От сена исходил дурманящий аромат. Что-то кольнуло внутри у Сироткина — словно льдинка растаяла около сердца. Это были запахи той далекой защигорьевской жизни, которую перечеркнула война… Он на ощупь стал перебирать траву, стараясь вспомнить по головкам засушенных цветов и листьям их название. «Вот она, полынь! — Выдернул ее и отшвырнул в сторону. — Корова съест, молоко будет горчить», — вспомнил слова матери. Как далеко отсюда его деревня! И как давно все это было…

Гул тяжелого бомбардировщика вернул его к действительности. Над головой повисла осветительная бомба. Пока она медленно опускалась на парашюте, неестественно белый свет магния высветил дорогу, забитую перед мостом машинами и повозками, людьми, нескошенную высокую пшеницу и темные перелески.

Фашистский летчик сбросил бомбы — и тяжелые разрывы один за другим, волнами, прокатились по земле, сотрясая воздух. Последняя бомба разорвалась недалеко от копны сена, где лежал Сироткин. Осколки пронеслись над ним с диким свистом, обдав запахом плавящегося металла. Он повернулся к старшине, чтобы спросить, в какую сторону им лучше идти, но того и след простыл. «Что он все бегает? — удивился Сироткин. — Неужели испугался бомбежки?»

Над головой по-прежнему висел фашистский самолет. Он методично, через определенный промежуток времени (будто делал привычную свою работу), сбрасывал на дорогу, забитую отступающими, бомбы. Сироткину стало не по себе. Черное небо вспорола зеленая ракета. Прочертив огненную дугу, она упала в гущу людей.

«Диверсант объявился!» — догадался Сироткин и пожалел, что не заметил, откуда пустили ракету. Лихорадочно, словно по команде, принялся загонять в круглый диск пулемета винтовочные патроны.

Прибежал запыхавшийся старшина.

— Надо скорей перебраться через Буг! Ты что дрожишь? Испугался?

— Знобит.

— А я думал, испугался. Укрывайся моей шинелью. Согреешься, и двинем.

Под шинелью Сироткин скоро согрелся. Он повернулся было на бок, но что-то больно ударило по ноге. «Что он таскает в карманах? — подумал Сироткин удивленно. — Не набил же их камнями?» Опустил руку и вытащил немецкий фонарь. Нажал кнопку — загорелся зеленый свет, нажал второй раз — вспыхнул красный. Старшины рядом не было. Сироткин принялся тщательно обследовать карманы. Нашел плитку шоколада, плоский пистолет и толстые короткие патроны к ракетнице.

«Ах, вот кто сигналит!» — Сироткин попробовал зарядить пистолет, но не оказалось патронов.

Красная ракета взвилась в небо и, набрав высоту,-взорвалась, веером рассыпая искры. Сироткин внимательно проследил, откуда пустили ракету, стал ждать. К нему бежал человек, загнанно дыша.

Сироткин сбросил шинель, метнулся к копне.

— Пограничник! — громко позвал старшина и пошел вокруг копны, шурша сеном. — Где ты?

Сироткин изловчился и изо всех сил ударил врага прикладом пулемета.

— Майн гот! — тихо охнул тот и схватился руками за голову.

— «Майн гот»! — зло повторил срывающимся голосом Сироткин. — Шпион ты, сволочь! Бога своего вспомнил, паскуда.

Не взглянув на убитого, он быстрым шагом направился к реке…

Кузовлев медленно поднимался по скрипучей лестнице. Ноги словно налились свинцом — не идут, и только. На каждой ступеньке останавливался и тяжело дышал. После вчерашней посадки на аэродроме с «плюхом» он до сих пор не мог прийти в себя. Истребитель подлетел вверх, а потом упал на колеса, забивая пылью кабину.