Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

По черному полю, где горела пшеница, упрямо полз огромный «тигр». Изодранное фашистское знамя хлопало по грязной броне. «Недолго тебе ползать здесь, гадина», — подумал Сидоренко и, чуть довернув свой самолет, врезался в стальную громаду, в ненавистный фашистский флаг с черной свастикой…

Огромный взрыв подбросил стальную коробку. Бензин из самолетных баков полыхнул, пожирая резину траков, плавя сталь. В танке рванули снаряды.

— «Мадрид»! Батя! — потерянно закричал по радио Луговой не своим голосом и спикировал с ведомым к самой земле. Он задыхался от слез.

— «Горбатые», подтянуться! — жестко скомандовал капитан Герасимов. Голос от волнения дрожал. — Работать с «вертушки». Мстить за «Мадрид». Мстить за командира истребителей!

Бронированные машины замкнули стальное кольцо. И с этой минуты воля каждого летчика оказалась сцементированной едиными действиями. Не было такой силы, которая могла остановить их, помешать выполнению задуманного плана. По-прежнему неистовствовали фашистские зенитчики, но штурмовики упорно, вырываясь из круга, пикировали к земле и уничтожали наступавшую пехоту огнем пушек и пулеметов. После очередного удара штурмовики возвращались на высоту, чтобы приготовиться к новой атаке. Кольцо самолетов из Ил-2 жило, грозно висело над полем боя, подавляя наступавших немцев своим огнем, мужеством и бесстрашием.

…На аэродроме впервые встретились ведущие двух групп.

Капитан Герасимов и старший лейтенант Луговой обменялись крепким рукопожатием.

— Я видел таран командира полка, — тихо сказал Герасимов. — Погиб героем. — После недолгого молчания спросил: — Почему полковник Сидоренко взял позывной «Мадрид»? Мадрид — мой родной город. Я испанец. Мое имя Альфонс Гарсия. В России я стал Герасимовым.

— Полковник Сидоренко воевал в Испании… Там его звали Антонио…

— Антонио? — Капитан Герасимов горячо сжал руку Лугового. — Антонио я знал… Я знал хорошо Антонио… Полковник Сидоренко Антонио… Он защищал мою Испанию от фашистов!..

Генерал-лейтенанту Луговому положили на стол карту. Он внимательно изучал ее. Вот-вот должен был раздаться сигнал боевой тревоги. Начнется большое учение.

По сигналу тревоги тотчас придут в движение все подразделения и полки. Операторы займут места за радиолокаторами, приступят к работе планшетисты, в воздух уйдут для прикрытия аэродромов дежурные звенья. На учениях все будет приближено к боевой обстановке. Командиры эскадрилий сверхзвуковых всепогодных истребителей получат задачи. Летчики будут тесно взаимодействовать, искать цель.

Луговой вглядывался в карту и мысленно вычерчивал маршруты полетов. С каким удовольствием он сам бы повел одну из эскадрилий! Но во время очередного медицинского осмотра ртутный столбик вдруг резко полез вверх. Приговор врача был категоричен: от полетов отстранить. Вот тогда-то и появилась на одной из страничек его летной книжки жирная черта… Прожитые годы, как кубики мозаики, собирали картину жизни. Самым ярким солнечным пятном высвечивался аэроклуб. Командующий не забыл свой первый самостоятельный вылет на учебном самолете. Помнил охватившее волнение, когда в заднюю кабину У-2 вместо инструктора грузно осел мешок с песком.

Самолет пробежал по клеверному полю, легко оторвался и набрал высоту. Первый разворот… второй… четвертый и… посадка. Ничего он не забыл… Может подолгу рассказывать о всех боевых вылетах и воздушных боях. Каждая встреча с фашистскими летчиками — а приходилось порой драться одному против четверки, шестерки и даже восьмерки «мессершмиттов» или «фоккеров» — являлась испытанием мужества и проверкой его летного мастерства…

На аэродроме, в дальнем гарнизоне, вытянувшемся вдоль Песчаной косы и Черных скал, Луговой остановился перед новым скоростным истребителем. Долго не мог оторвать от него взгляда, любуясь его изящным фюзеляжем, короткими, сдвинутыми назад крыльями. Удивляло совершенство формы.

Майор Федоров издали заметил командующего и тут же приготовился доложить ему, но подать команду посчитал преждевременным. Ожидал, когда Луговой подойдет ближе. Но генерал-лейтенант куда-то скрылся и появился перед замполитом неожиданно.

— Третья эскадрилья, смирно! — неестественно громко закричал Федоров, затем шагнул к Луговому и четко доложил: — Товарищ командующий, летчики эскадрильи проводят предполетный осмотр. Докладывает заместитель командира эскадрильи по политической части майор Федоров.

— Вольно! — Генерал крепко пожал руку летчику. И, задержав ее, внимательно посмотрел ему в глаза.

Замполит держался уверенно, с достоинством, не испытывая робости перед большим начальством.

— Завидую вам, товарищ майор, летаете на прекрасном истребителе!

В словах командующего Федоров почувствовал нечто похожее на сожаление.

— Летать можно! — невпопад ответил замполит.

— Разрешите осмотреть кабину истребителя? — Луговой лукаво улыбнулся стоящему перед ним летчику. С особым старанием вытер ноги и ловко поднялся по стремянке вверх.

Всем, кто летал, знакомо чувство полного отрешения от мира, когда садишься в кабину самолета. Похожее чувство испытал сейчас и Луговой. По старой привычке он быстро надел лямки и застегнул привязные ремни. Осторожно тронул ручку управления. В наступившей тишине раннего утра тихо проскрипели алюминиевые тяги, двигая элероны.

В отличие от «мигов» кабина нового истребителя показалась тесной. Приборы смотрели с разных сторон, приковывая к себе внимание. Особенно поразил прицел с черным козырьком. Луговой с восторгом осматривал новую машину, втайне завидуя летчикам, летающим на этих грозных истребителях.

Генерал вылез из кабины. Полковник Здатченко быстро и легко бежал ему навстречу.

«Сразу видно, что человек занимается спортом», — отметил Луговой, вглядываясь в открытое лицо командира полка.

— Не испугал наш Север? — спросил, чтобы нарушить молчание.

— Летать можно, — уклончиво произнес Здатченко.

Генерал-лейтенант почувствовал скованность командира полка и, подойдя поближе, притянул его к себе. Сказал просто:

— Пройдемся вдоль стоянок. Хо-ро-ший у вас истребитель! Влюбился. Годки бы сбросить, полетал.

— Я пока на здоровье не жалуюсь! — доверительно сказал Здатченко, чувствуя, что с командующим надо держаться просто.

Луговому ответ понравился. И командир полка, и его заместитель по политчасти проявляли удивительную сдержанность — щадили его самолюбие.

— У майора Федорова какой класс?

— Первый. Чем не начальник политотдела. — Маленькие глаза полковника вдруг озорно блеснули: — Случай у нас недавно произошел… Не знаю, доложили вам? ЧП!