Дробь

Буквально в двух кварталах от тех дворов, в которых я ошивался, проживал мой не очень хороший знакомый по прозвищу Крыса. Этот парень родился и вырос в довольно авторитарной и патриархальной семье. Его отец, когда–то высокопоставленный вояка, нынче же обыкновенный предприниматель и коммерсант, был одержим дисциплиной и строгостью, этакий семейный Пол Пот, сторонник розог и кнутов, надзора и контроля, принципиальный и жесткий, «всего добившийся сам». Не желая терпеть домашнюю муштру и бытовой тоталитаризм, каким–то немыслимым образом сын стащил у отца порядка трех сотен тысяч рублей и рванул с этой суммой на пару дней в северную столицу. Не могу с точностью сказать, по каким каналам он все пробивал, как, каким образом и на кого он вышел, но, учитывая всем известные грошевые цены на вещества в СПБ, он прикупил примерно килограмм, по оптовой цене 200 рублей за 0,001. Запаковал кирпич в фольгу, замотал в плотный слой коричневого скотча, просто сунул в спортивную сумку, причесался, гладко выбрил лицо, одел приличный и опрятный костюм и поехал обычным плацкартом обратно к себе в провинцию, не вызвав никаких подозрений у охранников правопорядка. Возможно, это было просто везением. Возвратившись домой, он, с помощью незамысловатой диллерской магии, превратил килограмм в полтора и стал толкать в нашем городке по 1200 за один (стандартная цена для российской провинции), тем самым возымев 500 процентов чистой прибыли и превратив отцовские 300 тысяч в 1800000. Провернул он это все втайне от отца, так что, тот даже не заметил, как сумма исчезла из семейного бюджета и затем вернулась обратно. Теперь же этот парень снимал комнату в общаге и жил не особо напрягаясь, толкал примерно по 1–2 грамма в день исключительно проверенным людям. На карманные расходы ему вполне хватало, да и вдобавок ко всему, он сам убивался каждый вечер практический на халяву, попросту позволяя своим друзьям курить и ночевать в его берлоге в обмен на пару–тройку сытных напасов с уже купленного ими веса.

Именно так, пару месяцев назад я познакомился с ним через друзей друзей, он представился как «Крыса» (его настоящего имени я до сих пор не знаю), чем мне сразу понравился: далеко не каждый изберет и примет своим прозвищем символ агрессивности, гниения, распада, разрушения, чумы, бедствия и смерти, однако он лишь удивленно пожимал плечами и утверждал, что крыса символизирует плодовитость и удачливость, и проблема лишь в субъективном негативном восприятии и в моей жёстко фиксированной точке сборки. И вот как раз в тот день я вписывался в его обители и накуривал крысу его же халвой, купленной за мои деньги.

Впечатление он производил весьма странное: тихий психопат. Вся комната обклеена плакатами индустриальных, нойзовых и грайндовых групп, тотальный бардак и склад бульбов в мусорных пакетах. Из мебели – тумба, большой диван, весь в выжженных язвах, и стол, заваленный обертками от сладостей: шоколадок, печенья, конфет и пр., по центру стоял водник, собранный из пятилитровой кастрюли, колпака из двухлитровой колы и наперстка, рядом лежала разделочная доска и скальпель. Что меня еще порадовало в его берлоге, так это груды книг, разбросанные по углам и на столе: Берроуз, Гинзберг, Керуак, Бодлер, Рембо и прочие чудные торчки классической и битнической культуры. Стоит заметить, что, несмотря на такие свои утонченные вкусы в литературе, он был любителем гор–порно–грайнда и кинематографа в стиле снафф. Вообще он был немногословен и скуп на эмоции, был похож на тех ребят, которые молчат и улыбаются, учтиво здороваются с соседями, хорошо учатся, ведут себя тихо и никому не мешают, а потом, однажды, приходят в университет и расстреливают одногруппников или вырезают соседскую семью и кончают жизнь самоубийством. Наверняка у него была своя армия скелетов шкафу. Мне кажется, отец над ним издевался. Мне кажется, крыса ненавидел женщин. Мне кажется, он возбуждался и мастурбировал, залипая в снафф с разделанными девушками, изнасилованными трупами с головами в пакетах, перевязанными грудями и выпотрошенными внутренностями. Мне кажется, он рано или поздно сторчится или убьет кого–нибудь.

Я нащупал в кармане своего пальто несколько смятых купюр: десятки, пара полтинников и одна тысячная. Этого должно было бы быть достаточно, чтобы приобрести необходимое мне количество лекарства от реальности.

Медленно, но верно я подбирался к общаге: очередное типовое постсоветское захолустье, с пожарными лестницами, заваленными окурками и прочим мусором, разбитые окна первых этажей, исписанные входные двери, едва державшиеся на петлях, стойкий запах человеческой, кошачьей и собачьей мочи, шайки детишек – потенциальных шлюх и районных отморозков – играющих, за неимением компьютеров, в «квадрат» или «пекаря» — архаичные игры, попавшие под геноцид игровыми приставками где–то в начале нулевых.

Стоя на крыльце общаги, я вытирал рукавом пальто остатки рвоты на своих губах, второй рукой набирая смску «я через пару минут забегу, вписка есть?».

Я посмотрел по сторонам: слева на меня косилась шайка уже сформировавшихся выродков, они вышли на крыльцо покурить, по традиции присев на корточки: бритые затылки и прически а–ля «под троечку с челочкой», затертые спортивные мундиры и напрочь убитые тапки с мощной подошвой (у меня бабушка такие любила, пока не умерла). Ребятам наверняка не нравились мои слишком узкие джинсы и слишком черное пальто, слишком длинные волосы и слишком бледное лицо, да и вообще я был слишковат в их понимании, дерзковат в самовыражении и борзоват внешне. Никогда не понимал, как Крыса выживает в среде таких персонажей. Справа, у угла дома, резвились еще не сформировавшиеся выродки, личинки быдла носились и кидали друг в друга пустой полторашкой из–под пива, крича «сифа! сифа!». Пройдет время и эти девочки начнут курить твердый дукат или синий бонд, делать минеты этим мальчикам на задних сиденьях тонированных шестерок под аккомпанемент хитов европы плюс, мальчишки начнут плавить кастеты из свинца, выдранного из старых аккумуляторов и сносить друг дружке ебальники, все они дружно будут ходить в местные бары и накидываться дешевым пойлом, трахаться друг с другом, залетать, рожать себеподобных моральных уродов, создавая новое поколения общажной гниды, социальных вшей. Это к слову. К моей теории о потомственности и преемственности в очагах семейного порока.

Тем временем мой телефон провибрировал, выдав сообщение «Го», это значило, что все чисто, вписка и вес есть, а значит, нас ждет сеанс эскапизма и саморазрушения. Я ухмыльнулся ребятам слева и заскочил в подъезд.

Проскочив пару этажей, я увидел крысу, выглядывавшего в приоткрытый дверной проем: он был очень сонным и помятым – наверняка только недавно проснулся. Он был невысокого роста, однако, весьма крупных габаритов, амбалистый и коренастый от природы, как Гимли гном. Коротко стриженный и небритый, с отчужденным взглядом и загадочной улыбкой серийного убийцы, человек в себе, интроверт, всегда в безразмерных футболках с нечитаемыми логотипами грайндкор–банд. В принципе, он неплохо смотрелся бы в его излюбленном снаффе в роли насильника: типичная машина для убийства, широкоплечий небритый ублюдок, немногословный и безумный. В углу его комнаты валялись разборные гантели и штанга, а среди всего множества этикеток, склянок и прочего мусора в комнате я как–то нашел пустую ампулу омнадрена(андрогенный анаболический стероид, доступный, легальный и недорогой).