Наталья Суханова - Искус

И вот, снова искушение пойти по открывшемуся пути, чтобы узнать и разобраться.

Наутро она сказала Малаховой — да, согласна, попробует. В управлении юстиции попеняли Ксении — зря, дескать, уходит, у нее получалось в адвокатуре, могла бы далеко пойти — знающих, умных, речистых юристов не так уж много. Намекнули даже на место в управлении. Она была польщена, но и только. Ее уже влекла новая работа.

В кабинетах Обкома комсомола она, правда, возобновила свое: «А что, как не справлюсь?». Но на нее смотрели рассеянно. Вопрос о ней был уже решен, да и сам ее веселый тон требовал лишь самого короткого ответа: «Справитесь. Поможем».

Последним юридическим делом Ксении была консультация тетке Мане. Знала тетка Маня, что жить ей осталось немного, и хотела, чтобы Ксения ей объяснила насчет завещания — кому после нее изба достанется. Шла к ней Ксения с робостью — страшно идти к умирающей. Но, хотя действительно первый взгляд на тетку Маню ужасал (мешки с коричневой гнилой водой под глазами, распухшие синие губы), однако, оказалась она на ногах, охотно, хотя и одышливо, говорила:

— Вот так, Ксенечка, вот так, доченька!

Была и соседка у нее в гостях, ругала врачей. Тетка Маня поддакивала — не совсем, правда, в лад:

— Не дал бог здоровья, не даст и лекарь… На леченой кобыле далеко не уедешь.

Заглянул в комнату с сумрачной диковатостью Ваня.

— Чего тебе? — зашевелила губами тетка Маня. — Иди-иди! — и вслед ему: — Смёртушка моя!

Навперебой с соседкой рассказывала, как Ваня хватает ее в охапку и бегает по дому, так что она задыхается и слова выговорить не может. А то хотел в топящуюся печь затолкнуть, только она растопырилась, тоже большая, он и не справился, бросил ее, убежал. А она чуть не померла после того — с сердцем совсем плохо было, до лекарства дотянуться не могла, спасибо — соседка заглянула.

— Вот так, Ксенечка, вот так, доча, не смотри начала — смотри конца.

Ксения загорячилась: надо же хлопотать — отправить Ваню в больницу. Но ни тетка Маня, ни соседка не поддержали ее, они были заняты постулатом: «Кого родила, от того и помрешь» и «Какая уж кому судьба, рожданица». (Рожданица — рок или с чем родился?). «Кому уж что на роду написано». Неужели от веры такое спокойствие? Или от лени, от усталости? И сама вера из них? И еще думалось, глядя со страхом на тетку Маню: неужели это тело, окоченевшее, остывшее — останется, а это: «Ау, Ксенечка, вот так, доченька, не смотри начала, смотри конца» — пропадет, развеется? Исчезнет т о, что и на боль, и на тело, и на саму жизнь свою смотрит как бы со стороны? Когда умирала сохнущая Матильда — вот так же рвалось сердце к ней.

Прямо от тетки Мани пошла Ксения сдавать дела бывшему инструктору райкома партии Куделину Валентину Сергеевичу. Было ему немного за тридцать, был он холост и красив. Девки поначалу, когда он появился в районе, повлюблялись в него: рус, светлоглаз, прямонос. Но скоро и отстали. Уж очень рассудителен и нетороплив оказался. «Плечьми не шевелит, руки как коромысла», — говорила о нем Анька Сивый Клок. И «окал» он как-то по-стариковски. Ольга, внимательно его разглядев, заключила со вздохом:

— Губешки у него красные, и всё-то он их облизывает — так и хочется утирочку дать либо детской присыпкой запудрить.

Сказала — как приклеила. Потом уж Ксения, встречаясь с ним, не на чистый его лоб, не на большие детские глаза смотрела, а на влажный красный рот.

Посылали как-то Ксению вместе с Куделиным проводить заем. Уже в сельсовете присоединился к ним еще один — невидный мужчина, невнятно пробормотавший свое имя и должность. А он-то оказался главной фигурой в трудном этом деле.

Куделин был вообще молчалив — стоял у двери или сидел у стола, проводил кончиком языка по губам — и без того влажным, смотрел большими внимательными глазами на эту ряду.

Начинала обычно Ксения — о послевоенных трудностях, об успехах страны, о заботе партии и правительства, о статьях плана на строительство, здравоохранение, школы, благосостояние. Слушали по-разному — кто улыбчиво кивая головой, кто хмуро отводя взгляд. Но действия ее информация не имела:

— Мы и на руки-то того не получаем, чего подписать надо.

Колхозы в этом углу были и в самом деле бедные, но подписку положено провести, хоть тресни.

Куделин смотрел, Куделин молчал, своим присутствием создавая единственно впечатление, что это только начало — разговор еще впереди, долгий.

В дело вступал председатель, который ходил с ними по избам. Разговор оживлялся. Лошадь, которую мог дать или не дать председатель, сапоги скотницам, дрова и сено, поездки на базар, приусадебные участки — все это мелькало в речи председателя. Иногда уже на этой стадии торг заканчивался — хозяйка подписывалась на сотню-другую.

В самых же затяжных случаях, когда обозленная недостачами хозяйка не соглашалась ни на какие уговоры, в дело вступал тот мужчина, имени и должности которого при знакомстве Ксения не расслышала. Он оказался по противопожарной безопасности. Перед тем как вмешаться, мужчина откашливался и потом уж просил хозяйку показать ему дымоходы и поддувало, предпечье и запечье, электропроводку, бидоны с керосином, ящики с песком. Тут-то и наступало замешательство, тут-то и поднималась женщина, вроде заторопясь:

— Извините, гости дорогие, пора мне уже на работу. Чего там надо подписать, давайте скорееча.

И пока она подписывала, не было Ксении даже стыдно, должна она была, обязана выполнить первое партийное поручение как следует — стране нужны были деньги. А Куделину, видно, все это не нравилось, и потому он как бы отсутствовал — молча входил в избу и молча выходил.

Обо всем этом думала Ксения, идя в суд сдавать Куделину дела: о нем самом, о том займе, о близкой смерти тети Мани. В глазах стояла почти пустая ее изба, бессмысленное полыхание глаз Вани — так полыхают ночные зарницы, беспамятно, неосознанно. Вспоминался рассказ Ольги о бабках, тосковавших всю войну, как дети, по сахару. Были они разные, эти бабки: отцова — большая, медлительная, глуховатая, щеголиха; материна — маленькая, верткая, неряшливая. Вечно они препирались, сведенные войной в одну избу, на одну печку. И вот только тоска по чаёвничанью — была у них общей… И тетка Маня: какой красавицей, верно, была! — Видно и по ней, и по Ване, похожему на нее. Может, не очень была расторопна, не очень и здоровая, но вот — вытащила в войну одна трех мальчишек, а толку им дать не смогла — одна, без мужа, без средств, без сил…

— Помните займ? — спросила Ксения Куделина, уже передав ему свое адвокатское хозяйство. — Я усердствовала, а вы помалкивали.

Куделин молча улыбнулся.

— Сейчас многое по-другому будет, — сказала Ксения.