Наталья Суханова - Искус

— Посмотрим, — только и ответил Куделин.

Обилие каждодневных дел в ее новой работе ставило Ксению в тупик. Дела, которые не переделать ни за что, но которые, если закрыть глаза на возможные неприятности, можно вообще не делать.

Каждый день приходили решения, постановления, выписки из каких-то еще решений и постановлений, требующие срочной организации кружков политпросвещения, молодежных бригад и звеньев на полях и фермах, срочных мероприятий в пионерских организациях, срочных отчетов и докладных, срочных воскресников. Времени для всех этих мероприятий в природе просто не существовало. Кроме писаных директив, еще почти ежедневно являлись уполномоченные — то по сбору металлолома, то по сбору макулатуры, то еще по чему-нибудь, и они тоже требовали срочного содействия, ссылаясь на соответствующие инструкции и постановления. Когда ее оставляли в покое, Ксения сидела одна в большом, холодном, темном кабинете, слышала в соседних комнатах голоса райкомовцев, вроде бы продолжавших свои дела, в действительности же — казалось в отчаянье ей — ожидающих и приглядывающихся, с чего и как она начнет. Но этого-то она как раз и не знала.

Вместе с Ксенией в райком пришла Катя Пуговкина, избранная вторым секретарем. Ксении положено было заниматься идеологией. Катя ведала «производством», будучи по специальности зоотехником. В комсомольской работе она разбиралась не лучше Ксении, и так же, как Ксения, с глазами все более сонными и удивленными, сидела над кипой директив и тосковала по своей прежней конкретной работе. Была Пуговкина крупная, полноватая, но какая-то неоформившаяся, словно раскормленный подросток. Не сразу Ксения обнаружила в ней упрямую силу противодействия.

Зав. отделом школ встретила Ксению неприязненно, она и не скрывала своей неприязненности.

Единственным советчиком, и советчиком тактичным, оказался инструктор Николай Смородинов, давний работник райкома.

— Поначалу всем трудно, — ободрял он обалдевшую Ксению. — Это вот, — деликатно постукивал он по одному из спущенных сверху решений, — нужно в первую очередь. Вот это, Павловна (деликатное постукиванье по другой бумаге), — поручи Екатерине Батьковне, оно целиком по ее части. Это — мне. А по этому вот сходи к нашим старшим товарищам, нам без их помощи тут и соваться нечего. Об этом пусть Мария Ивановна позвонит, а еще лучше — отпечатать и разослать по организациям — сами не маленькие, справятся.

— Григорич, а это как же? Здесь же срок указан — месяц назад.

— Месяц назад ты была? Не было тебя. Если очень нужно — напомнят.

И разговаривать с комсомольцами он умел:

— «Я псих», говоришь? Нет, ты прежде всего комсомолец, советский человек, а психику свою ты на последнее место ставь. «Не нужно коллектива»? А подумай, дело ты говоришь? Нет, ты сам подумай, я тебе нотаций читать не буду. Нотации в одно ухо влетают, в другое вылетают. Подумай-подумай, дело ты говоришь?

Приоткрыв дверь кабинета, Ксения вслушивалась — оказывалось, говорить в суде и говорить с комсомольцами было совсем не одно и то же. Она была благодарна Смородинову — без него она совсем бы запуталась на первых порах. Поэтому, когда Малахова вызвала ее к себе и сказала, что ей нужно обновлять аппарат, кстати и расписание новое штатное предусматривает не одного, а двух инструкторов, так что — за дело, — Ксения поморщилась:

— Новый президент — новый правительственный кабинет?

— Если угодно!

— Если мне угодно?

— Дело не в вас, Ксения Павловна, — несколько холодно сказала Малахова. — Дело в том, как для работы лучше. Вон, ваша Иванова, вместо того, чтобы пионерами и школами заниматься, по всему поселку о тебе трезвонит. Кстати, что это за песни вы на озере ночами распеваете?

Ксения усмехнулась:

— Уже не пою. Уже не до песен.

— А кто это — Батов?

— Ну, Батова я вам не отдам. К тому же он меня облагораживает, будучи передовым представителем класса-гегемона.

— Что же он не в партии, гегемон?

— А из кого тогда расти партия будет, если все передовики уже в ней будут? А вы что, Алевтина Андреевна, личное дело Батова поднимали или это все Иванова информирует?

— Замуж за Батова не собираетесь?

— Возможно, позже. Фух, надо же мне было поддаться — идти на эту работу.

— Надо. Делать дело надо, Павловна. Что ж тут попишешь: руководитель должен иметь такую репутацию, чтобы… Батов, конечно, передовик, но, говорят, бабник. Поосторожней, Ксения Павловна!

— Ладно, — сердито вздохнула Ксения. — Тут и без этих глупостей голова пухнет.

— Ничего, разберешься. Мне тоже нелегко. Разберешься — голова у тебя хорошая. А пока аппарат подобрать надо.

— Как хотите. Смородина заменять и нецелесообразно, и просто нехорошо. Он же единственный советчик.

— А что, советчик часто под градусом?

— Да никогда, — соврала Ксения.

— А ты за него не волнуйся — никто Смородина обижать не собирается. Ему уже, наверное, не шибко и удобно в комсомольцах ходить. Засиделся он на этой работе — ему ведь к тридцати пяти подходит. Работу ему подберем такую, чтобы самому нравилось. Да и не завтра это. Пусть побудет в советчиках, а ты приглядишься, подберешь аппарат — не на один год работы.

— Не на один! Того и гляди, выгонят.

— Ничего-ничего, хорошо начинаешь.

— Чем же хорошо-то? Что на областной конференции выступила?

Эта конференция…Только-только ее избрали, и почти сразу же пришел вызов из обкома. Ксения думала — ей дадут оглядеться, освоиться, но Малахова была непреклонна: не только ехать — надо обязательно выступить. Тщетно убеждала ее Ксения, что ей еще не о чем говорить, да и не смешно ли это: не успела еще ничего наработать, а уже у нее какие-то мысли, замечания, предложения!

— О чем хочешь, а выступить должна. В области должны видеть, что в Озерищах комсомольский секретарь умеет и подумать, и сказать. Уже сегодня. Следующей конференции ждать еще долго.

И Ксения, сидя в областном театре, лихорадочно перебирала в памяти выступления других, набрасывала собственные мысли, сжимая скользкий от потных рук карандаш. Выступила. И была замечена — в областную ревизионную комиссию выдвинута. Малахова осталась довольна. Ксения — тоже, хотя и забавно ей было: на адвокатской работе она подолгу готовилась к процессу, каждое слово обдумывала, а судья ее зачастую и не слушала. Здесь же говоруны явно были в почете.

— Вы вот говорите: дело делать надо. А сами меня не за что-нибудь — за выступление хвалите, — улыбнулась Малаховой Ксения.

— У партийного работника дело словом делается.

— Как у Господа Бога?

— Потруднее, пожалуй что. Кстати, что я хотела тебе посоветовать: где будешь ездить по своим комсомольским делам, кроме личных разговоров обязательно проводи беседы, лекции. Подготовь какую-нибудь тему, полистай разработки — об Островском, о мужестве, например. Ну, сама посмотри. Говорить ты умеешь — это все на общее дело работать станет.