Наталья Суханова - Искус

— Ну вот и прекрасно, — говорит, совершенно не замечая этого пожара, председатель, и опять задумывается, а Паша, одергивая кофточку, проходит к шкафу с конторскими книгами и сверлит при этом Ксению острым, подозрительным взглядом.

Собрание начинается поздно, когда возвращаются со станции ребята-возчики и подходят из соседней деревни девчата.

Но еще до того как все собрались, происходит маленький инцидент. Уже сидело в правлении человек семь комсомольцев, включая и председателя, когда дверь распахнулась, со стуком даже, и на пороге появился длинный парень и объявил громко, что вот он, Лущин, явился, собрание можно открывать, кого еще там ждать. Явно заранее, для разгона, было такое вступление заготовлено, чтобы не расплескать храбрости и злости, с которыми он шел сюда. Плюхнулся Лущин на скамейку, передернул плечами и повернулся к председателю:

— Значит, Лущин работай-работай, а председатель ему будет трудодни списывать, так что ли? Ни-че-го, как списал, так и напишешь!

За председателем, прошедшим туда-сюда с нарочитой неторопливостью, потянулись любопытные, настороженные взгляды.

— За работу, Лущин, ты свое получишь. А будешь нарушать дисциплину — и еще спишу. А как ты думаешь? Машина будет стоять, а Лущин будет самогонку глушить за престольных святых?

— Ни-че-го, как списал, так и напишешь!

— Ошибаешься, Лущин, не напишу!

— Напишешь!

Разбушевавшегося Лущина одернули сами ребята:

— Ну, ты, будет тебе! Хватит орать-то!

— Все собрались. Начинаем, что ли?

Секретарь, Нюра Смирнова, отчитывается робея и заикаясь. В сомнительных случаях она испуганно и вопросительно взглядывает на председателя, хотя он здесь рядовой комсомолец. Отчитавшись наконец, Нюра вздыхает, улыбается и говорит:

— Вот и все. Работала плохо. Переизбирайте.

В «публике» короткие смешки.

— Вопросы какие есть? Будут? — спрашивает по подсказке Смирнова.

— У меня вопрос, — поднимается невысокий хорошенький паренек лет шестнадцати.

— Вопрос у Петрова, — объявляет председатель собрания, подружка Смирновой.

Петрова Ксения приметила еще до собрания. Сел он рядом с Багровым — дружки, наверное. Только Багров смущаем и неспокоен: все время ежится, светит живыми глазами, но заговорить не решается и быстро отводит взгляд, если взглянуть на него. Петров же свободен и приглядлив: едва заметная ироническая улыбка, приподнятые брови. Всё его лицо, невинно-плутоватое, как бы говорит: «Посмотрим-посмотрим, как оно и что оно».

— У меня вопрос, — говорит Петров, стоя косо, придерживая рукой шапку на стуле. — Я насчет Лущина. Разве человеку нельзя погулять? Работаем мы честно. Так теперь уж и погулять нельзя?

Лущин подхватывает:

— Что уж, и погулять нельзя? Я свое отработаю.

— Это ты, Петров, к кому вопрос? — растерянно спрашивает Смирнова.

— Да хоть к кому.

— Ну, все-таки, к докладчику, к председателю или ко мне? — вмешивается Ксения.

— Да хоть к председателю.

— Да поймите же вы, ребята, пойми, Лущин, — ведет свою роль председатель. — Ты-то свои трудодни отработаешь, да время дорогое уйдет. Не будет в колхозе дисциплины — ничего не будет. И это прежде всего дело комсомольцев. Праздники у нас есть — советские. Их и праздновать будем.

И опять любопытные, настороженные глаза, прощупывающие председателя: свой или не свой, сильный или слабый, есть чего ждать от него или нет. Но гомонят, спрятавшись за спины соседей:

— Так на советские же праздники самогонки не гонят.

— А без самогонки скучно.

— Что ж теперь, совсем не гулять?

— На что нам святые? Нам бы погулять!

Выступающих мало. Говорят скучно. У собрания будто два течения: официальное и другое, проблескивающее в глазах. Кажется, они просто рады посидеть в тепле, вместе посмеяться самому немудреному происшествию: тому, как Смирнова сказала, что работала плохо и чтобы ее переизбрали, тому, что чуть не упал Лущин, когда девочка, сидевшая на другом конце скамьи, встала выступать, тому, как подпалилась чья-то варежка на разогревшейся докрасна чугунке. Но вот, похоже, эти два течения собрания слились: решается вопрос о клубе, а также о том, чтобы политзанятиями ведал председатель. Тому, что отдадут клуб, не очень верят. Девочка в большом платке пренебрежительно кривит губы:

— Бабушкины сказки это.

— Где же тогда, интересно, картошку хранить будут? — замечает Петров.

На них шикает Багров. Он вертит головой за выступающими, и уже весь красный, хотя сам ни разу не выступил, только иногда, спрятавшись за спину высокого мальчика, вставлял слово. Он первый возбужденно смеется смешному и первый умолкает.

После того как в протокол записывают: «Поручить комсомольцу Ванину, председателю колхоза, заняться вопросом об освобождении клуба от хранящейся там картошки», облегченно двигаются:

— Смотрите, теперь держите слово!

От ведения политзанятий председатель попробовал отказаться — довольные своей властью, комсомольцы, однако, постановляют: «поручить», и всё. Так, в потеплевшей атмосфере, переходят к выборам комитета.

Кто-то смешливо выкрикивает фамилию Смирновой — на него шикает Багров. Но когда Ксения говорит, что Смирнову и в самом деле неплохо бы выбрать в комитет — пусть не думает, что можно завалить работу и спокойно умыть руки, — уступчиво соглашаются, хотя и без особого энтузиазма.

Выкрикивают фамилии Багрова и Петрова. Поднимается председатель:

— Я предлагаю в список для тайного голосования включить кандидатуру Лущина. Он допустил серьезный проступок перед своей комсомольской совестью и совестью колхозника. За это он наказан. Но он хороший работник, парень он неглупый, и я думаю, возьмет себя в руки, будет работать хорошо, доверие оправдает… Я думаю, мы работу в комсомольской организации наладим. Как ты думаешь, Лущин?

— Мы с тобой работу поставим как надо! — выкрикивает Лущин.

Но ребята не улыбаются. Подтолкнутая Смирновой, председатель собрания спохватывается:

— Кто за то, чтобы кандидатуру Лущина внести в список для тайного голосования?.. Девять «за». Кто против? Кто воздержался? Что-то не получается, кто-то не голосовал.

Минута уклончивого молчания. Вдруг вскакивает красный Багров:

— Я — против!

— Почему?

— Не верю я Лущину! Завалит он работу! — и еще больше краснеет, чуть не до слез.

Тут же в поддержку его вспархивает восемь рук. Вот вам и воспитательные маневры, товарищ председатель.

Выбранный комитет остается в правлении. Секретарем единогласно избирают Багрова. Он крутит головой, отнекивается.

— Да ты подожди, послушай, как что надо делать!

— Не, не смогу, засмеют!

— «Засмеют, засмеют!». Да ты что, не мужик что ли? Стой на своем!