Наталья Суханова - Искус

— А вы найдите еще эту замкнутую систему! А замкнута, так разомкните! Разомкните, говорю!

— Гениальный мужик, да? — гудел в ухо Ксении Боб.

— Так что, сестрица, при всем твоем уме… — сказал выразительно братец.

И вот, подогретые публикой, бросились Джо и Ксения в некое соревнование умов: кто из них прав в определении иррационализма.

— На спор, на спор, да?

— И проверить по энциклопедиям!

— Потом! А сначала изъять у них все книги!

— Не ищи ума в книгах!

— Не сотвори кумира!

— Зачем книги! Кто победит в самом споре! Свое понимание термина они уже высказали!

— Свободно тему задавать — лишь бы не согласны были!

Но чуть не к утру уже шло, и сморенные затянувшейся философией («Уже мухи дохнут» — сердито смеялась сожительница Джо — большеглазая, с пухленькими губами и грудкой, с белой шейкой и ямочками на щеках), слушатели расползлись, отложив спор до следующего воскресенья.

Братец присутствовал на том споре. Он выскакивал за дверь к двум курящим болельщикам, объявляя счет:

— Три-два в пользу Джо!

— Пять-четыре в пользу сестрицы!

Ксения победила, но скромно молчала. Каково же было ее возмущение, когда на вечерних танцах в Галерее, оставив своё самое высокое место у какофонических инструментов, с неизменной своей гнусавинкой, со своей обычной рифмой «Ксения-весенняя» прогудел ей Боб:

— Значит, мадам, все-таки проиграли философу?

— Как — проиграла? Кто, я?

— Мэтр так сказал, хотя ваш брат уверяет в обратном. На обе, пардон, лопатки положил, как выразился мэтр.

— Где этот подлый мэтр? — заверещала Ксения.

Однако Джо в галерее не было, а настигла она его (благо — Боб, братец, музыкант Сережа, Алеша и другие были рядом) — на автобусной остановке, куда после танцев стекался народ.

— Привет жуликам! — приветствовала она Джо. — А ну, рассказывай, кто кого на обе лопатки положил?

— Опять ты, и вокруг докучливая толпа! — воскликнул хитрый Джо.

— Нет, каков жулик! Так кто: я или ты победил?

— Никто.

— Как, никто?

— А всё-таки, кто? — заинтересовались болельщики.

— Слушай, — сказал Джо, якобы потихоньку, в сторону (артистичный, черт!). — Ты меня поражаешь. Ты посмотри на них, — обвел он рукою зрителей. — Это же партерная публика. Неужели мы, два лучших ума в Джемушах, на потеху толпе будем бить друг друга? Кто от этого выиграет? В любом случае — они.

— Ты слышишь, Боб? — воззвала Ксения к Бобу, отвлекшемуся на трёп с девицей.

— Прошу прощенья, так какой счет?

— Ничья, ничья! — с наслаждением плутовал Джо.

— Здесь два свидетеля. Я приведу ещё!

— Свидетели спали. Мертвецки. Я поднимал веко этому, как его… Мертвецки спали. А тех, снаружи, — деинформировал твой брат. Я понимаю, родственные чувства… — и громким шёпотом на публику: — Дорогая! Не давай толпе разжигать себя. Партерная публика, им главное — стравить нас! Похлопать из партера, посвистеть, — и тут же, переключаясь на Сережу: — Ну, что, лабухи — из скулежки небось? Серьезные музыканты называется: по два часа дудят черт знает что. Джаз! Рок! «Хоть слово дико…». Вы же фигляры — жмуры в гробах переворачиваются!

Боб напрягался:

— Так может говорить только полный профан. Ты философ, но…

Ксения, хохоча, устремлялась к автобусу:

— Ты, Джо, конечно, жулик, но жулик-милашка!

— Сю-сю! — откликался Джо. — Женщины!

В будние дни чаще заворачивали в дом к ним: не то к братцу, не то к ней.

Джо входил — громогласный, доставая из двух карманов стакан и бутылку:

— За что выпьем, друзья? За великую писательницу Земли Русской? В члены Академии еще не приняли? Брось ты, Валерий, эти свои барабанные палочки! Неужели ты серьезно относишься к искусству стучать? Шел бы уж тогда в стукачи — дороже платят. Инженер называется — кран на кухне по-прежнему течет. Елизавета Филипповна, зачем вы только этого оболтуса учили? Они джаз, охо-хо, джаз «бацают», а краны для них — низкая материя. Я вам его за трояк починю, будете хвастать потом своим внукам, что люстры и водопроводные краны чинил вам философ. Низкой материи не бывает, правду я вам говорю! Э, кто готов с философом выпить? Что толку к вам ходить — даже выпить не с кем. Валерка-то, между нами говоря, пьет, но естественно вынужден это от семьи скрывать. И что это у вас с библиотекой происходит, раньше у вас что-то было больше интересных книг — не иначе, к моему приходу прячете!

У них, с легкой руки Анны Кирилловны, уже набралось стеллажа два книг. В первый раз, — она тогда в Озерищах еще обреталась, — когда Анна Кирилловна подарила ей Блока, Ксения даже удивилась: книги в ту пору не покупались, не дарились — их брали почитать в общественных библиотеках, у старомодных интеллигентов, откуда попало — забрасывали в море сети, и ведь и золотые рыбки вылавливались, и отпускались на волю. Все в доме читали, собственных же, случайных книг было не больше двух десятков, и те через некоторое время исчезали.

На огромном томе Академического полного собрания сочинений Пушкина она в войну писала всё: от домашних заданий до собственных стихов. В Озерищах, однако, уже подписывалась на «Вопросы философии» и кое-что покупала, так что кроме трех чемоданов и тюка с постелью увезла в Джемуши здоровый ящик с книгами. У Джо, собственно, тоже была библиотека — большая часть его книг пестрела штампами библиотек — унести за пазухой книгу, на формуляре которой за долгие годы ее пребывания в хранилище не было отметки о читателе, представлялось вполне естественным. Таких умных читателей библиотекари сами с благодарностью за участие в диспутах и умное чтение — «мальчик, мальчик, съешь мое яблочко» — пускали к полкам беспрепятственно…

— Ну, ладно, книги подождут, пока безумным языком вино лепечет!

— Неужели сам придумал? Да ты поэт, Джо!

— Свой стакан я ношу с собой. Знаю, у вас уже и стаканов не осталось — все перебили из презрения к низкому быту. Нравится ли мне абстрактная живопись? Я ее не знаю. Но мне не нравится живопись реалистическая. «Иван Грозный убивает своего сына». Ну, убивает. Ну и что? Да бросьте вы «времени нет»! Скажите спасибо, что я к вам пришел, а то бы сидели все по своим углам и страницами шелестели. Вы как студенты мои. Задам им какой-нибудь вопрос потруднее — вот, уткнулись в конспекты и книги, страницами зашелестели. «Вы, говорю, лучше мозгами пошевелите, да осторожно, не поднимайте пыль». Девицы: хи-хи!

— У тебя всё девицы.

— Девицы — мой античный хор. Ты в юности вела тетрадку афоризмов? Я — выписывал. Тетрадку я потерял. Но у них, видимо, точно такие тетрадки. Покраснеет — и выдаст. Ребята переговариваются, игнорируют. Я: «Тише, девочки, не мешайте, они как раз обсуждают, сколько вдовушек вчера покорили». Девочки хором: «Кто — они? Где уж им!» В другой группе диктую: «Запишите — «Анти-Дюринг». Парни не шевельнутся. Додиктовал. «Ну, это, — говорю, — я вам перечислил то, что знает всякий средний мещанин, получивший образование. Если же хотите немного сверх… Вы, конечно, читали…». Само собой, потянулись руки к ручкам.