Наталья Суханова - Искус

И Главный, улыбнувшись, согласился.

Через полгода, однако, в другой её вещи обнаружили «вопиющую безнравственность» — героиней у Ксении оказалась женщина лёгкого поведения. «Такое ли уж лёгкое оно?» — опрометчиво заметила Ксения и получила гневную отповедь Главного:

— Ксения, куда Вы идёте? Куда валитесь всё больше? Я отказываюсь понимать, что с Вами происходит! Это ужасно!

А редактор другого журнала, в жестоких сомнениях, спрашивал:

— Скажите, Ксения, это не экзистенциализм?

— Да что Вы, какой же это экзистенциализм? С чего бы?

А ещё оказалось, что количество отрицательных персонажей у неё превышает количество положительных.

— Ну почему вы считаете, что это отрицательные персонажи? — стонала Ксения.

О реальной жизни писать, по большому счёту, было почти невозможно.

Она снова думала о фантастике, о её возможностях. Уже несколько лет читала она новую философскую фантастику, не оставляя и саму философию.

Фантастика была пятачком свободы слова с неограниченными возможностями. Прошлое и будущее — сколько угодно. Да ещё, пожалуй, бунтующая заграница (в России не бунтовали — здесь всё увереннее строили отечественный империализм). Фантастика оказывалась фантастически удачной формой для мыслящих: «Я контрабанду везу в голове, не опасаясь таможен». Цензоры-церберы сидели на довольно коротком поводке — выдумки насчёт прошлого и будущего их не волновали. А зря!

Она уже писала о путешественниках во времени. Потом хотела написать о тех, кто на тысячелетия отправляется на немыслимые расстояния в космос. Заложники такого корабля выпадали из человечества — люди оказывались промежуточными, как знак переноса, сокращающий тысячелетия и миллионы миллионов лет. Но человек не может быть промежуточным — оторванный от человечества земного, он начинает творить иное человечество. Нет, человек не мог быть промежуточным.

Повесть продвигалась неплохо, но Ксения нащупала другую тему, и эта повесть надолго ушла в запасники. «Лицензионное право», «Лицензент», «Лицензия» — так должна была называться новая её фантастическая вещь. Ксения то бросалась к юридическим учебникам и кодексам, то, ещё выстраивая последовательность вещи, каркас, — уже писала её куски:

«Лицензионное право введено в соответствии с решением Всечеловеческого Совета о введении моратория на численность населения Земли».

В это утро он (герой) рассеянно рассматривал стены актового зала, на которых статьи Лицензионного кодекса чередовались с фресками, изображающими то благостные сцены материнства и отцовства, то пресловутую сферу Дайсона — гроздья людей, едва не слипшихся, громоздящихся друг на друге, теряющихся во тьме наслоений.

Он был ещё ребёнком, когда Институт освоения океанов обратился в Лицензионный центр с запросом о правовом положении человеко-амфибий. Несколько лет широкой публике казалось, что вопрос носит чисто теоретический характер, но вот, одиннадцать лет назад появились первые дети с двойным дыханием, и хотя каждый из этих детей был очень слаб, их крёстные папы и мамы из института требовали для своих питомцев свободного лицензионного фонда, напоминая, что сам Закон во второй статье ограничил свое действие территорией, то есть сушей, и верно сделал, ибо океаны нуждаются в своих постоянных разумных обитателях. Лицензионный центр пошёл на уступки: выделил фонд в две тысячи знаков для новой ветви разумных существ, однако при этом разъяснил, что сам закон остаётся незыблем: территория Земли это не только суша, но и океаны, и воздушное пространство, и спутники — утверждать обратное значило бы насильственно ограничить место жительства одних людей сушей, других океанами, третьих космосом, в то время как речь идёт о всё большей свободе людей жить и на суше, и в океане, и в космосе.

И вот, несколько месяцев назад разразился новый скандал. На этот раз требование выдвинула колония поселенцев Венеры, ссылаясь на то, что иные планеты уж никак не являются территорией Земли, и требуя особого, отличного от земли законодательства заинтересованного в росте числа обитателей, рождённых на самой Венере.

Он был уже у дверей, когда Матвей Самсонович окликнул его:

— Скажите, Денис, если, конечно, у вас есть желание ответить на мой вопрос: почему выбрали вы профессию лицензента?

— Наверное, из охотничьего азарта, Матвей Самсонович. Ну, и из чувства справедливости.

— Вы считаете лицензионное право справедливым?

— Во всяком случае, оно представляет каждому равное право.

— Может быть, в этом не право, а уравнительство?

— Матримониальная машина, обладающая наиболее полными данными о каждом индивиде, способствует улучшению человеческой природы.

— Только это уже не Природа.

— Какой размер ноги запрограммирован как целевой?

— Браки свершаются не в небесах — в матримониальной машине.

— Не продешеви, сынок, не дай себя объегорить.

— Твоя мама проводит аналогию с тем временем, когда всё продавали и покупали.

— Увы, аналогия самая близкая.

Язвительная маленькая женщина!

— Но это ведь и в его интересах.

— Вот — вот, мы ведь живём в великий век благоразумия. Смотри, не продешеви, сынок. Научите его быть благоразумным. Пусть он научится экономить на всём, вплоть до сострадания.

И мальчик, сын этой женщины, подозреваемой в подмене лицензионного знака, которого эти коллизии не интересуют. У него другое, и он хочет говорить с лицензентом о своём:

— Поймите же: сто лет мы зондируем космос, а какой толк? Сколько времени мы совершенствуем человечество, но для чего? Все эти годы, в сущности, мы надеялись на встречу с иной цивилизацией, а её всё нет. А мы по-прежнему откладываем до встречи с ней наши самые смелые ожиданья.

Пора уже понять, что нам не на кого надеяться кроме себя. И если нам неоткуда ждать откровения о высшей цивилизации, мы сами должны её создать — высшую цивилизацию, высшую расу. Вы говорите о матримониальной машине. Но это же полумера, неужели вы не видите?

Лицензиат должен стать больше чем органом для борьбы с нарушителями Лицензионного Права. Он должен взять в свои руки создание высшей расы и, если надо, принудить общество заняться этим всерьёз, ибо важнее этого дела нет ничего!

— Это уже что-то вроде иезуитского ордена.

— Ну что же, если иначе нельзя…..

— А тебе не кажется сомнительной, а главное — примитивной иерархическая система ценностей?

Ксения набрела на неистощимую тему, с трудом отрывалась для домашних дел и занятий с Янушем, и наконец вынуждена была оставить его наедине с его домашними занятиями. Януш, однако, совсем не против был — и занимался, и у него получалось, и, окружённый философствующей публикой, философствовал вовсю и сам: