Наталья Суханова - Искус

В суде ее усадили к печке, которая уже топилась.

— Ксения Павловна, — представилась она, — адвокатом вот…

— А я Анька — «Сивый Клок», — засмеялась краснолицая, в белых кудельках, начесанных на лоб, девица. Смеялась она как-то фырча, наваливаясь на стол грудью.

— Ольга Александровна, — сказала женщина за пишущей машинкой, в которую она тыкала, не глядя, одним пальцем.

И все засмеялись почему-то, наверное, она передразнила Ксению. Но Габер предупреждал: «Не панибратничай, поставь себя с самого начала: по имени-отчеству, дистанция, поняла?»

Назвались и остальные и вернулись к делам. Держали себя с Ксенией вежливо, но сдержанно, больше, видимо, боясь показаться навязчивыми, чем неприветливыми. Одна Анька-Сивый-Клок болтала вовсю, все время смеясь и раскидывая по столу гусиной красноты руки с самодельным облупленным маникюром.

На постой Ксению повела Полина. Дом, в который они пришли, поразил Ксению пустынностью. Жилую часть делили на три комнаты перегородки. В первой, куда выходила зевом большая русская печь, стояли простой деревянный стол и две лавки, да на стене висел крашеный черный шкафчик, но сама чернота его выцвела от времени до бурого цвета. Во второй, где предстояло жить Ксении, была только железная кровать, дощатый столик, два стула, ходики и радио. В третьей — две кровати, лавка, рамка с десятком фотографий и образ. Комнаты были оклеены газетами, но не до конца. Даже газет не хватило на эту пустынность.

Хозяйку, высокую сгорбленную старуху, звали теткой Маней. Были добры ее выцветшие, когда-то синие глаза, ее припухшие губы и щеки, ее припухшие дрожащие руки. И речь ее была так ласкова, что Ксения стеснялась лишний раз о чем-нибудь попросить. Только одно заявила Ксения с испуганной твердостью: что пока она дома, радио над ее кроватью будет выключено.

— Пущай! Пусть! Оно ладно! — тоже испуганно и поспешно согласилась тетка Маня.

Легла Ксения рано. На своих простынях, под своим одеялом ей уже не было так тоскливо. Только очень безобразны казались все люди, встреченные в этот день: Полина, с маленьким подбородком и длинноватым носом; Сивый Клок — прямо по красным векам черный карандаш; делопроизводитель — круглое, самодовольно-самолюбивое лицо; уборщица Надежда — с бесцветными сонными глазами, с тяжелыми детскими руками и ногами. И судья, которая зашла в этот день, тоже была тускловолосая, со светлыми глазами, только светлость этих глаз была не оживленной, как у Аньки, не сонной, как у Надежды, а острой, почти резкой. А так — женщина как женщина: просто одетая, маленькая, как-то на одну сторону косолапая.

— Здравствуйте, — сказала судья, — с пополнением, значит? Ну, располагайтесь, устраивайтесь! Девчата вам покажут вашу кладовушку. Только холодная она, не советую, адвокаты забросили ее, лучше тут, с девчатами располагайтесь.

А Ольга, опершись локтем на стол, смотрела на судью и Ксению прищуренно-рассеянным взглядом, грела низко повязанной шалькой флюс, пускала колечками к потолку папиросный дым. Пусть и косощекое от флюса, все-таки единственно приличное лицо, думала все отрывочнее, все медленнее Ксения, и уже смыкались глаза, хотя ворочалась и вздыхала в своей комнатушке хозяйка, а незавешенное окно время от времени освещалось прожектором недалекого поезда.

Центром Озерищ, естественно, оказывался переезд, где пересекались три улицы и железная дорога. Нечто вроде двух маленьких площадей прилегало к переезду с обеих сторон: верхняя — посуше — увенчивалась «чайной», а рядом был и клуб, единственное кирпичное здание поселка; нижняя — грязная, разбитая повозками и машинами — с одной стороны имела сельпо, с другой базар, а чуть сбоку стоянку машин и повозок. Центральная улица, начинавшаяся от сельпо, не была длинной. С обеих ее сторон на двухэтажных и одноэтажных домах значились надписи: «районная прокуратура», «когиз», «аптека», «сберкасса», «госбанк», «райком ВКП(б)», «редакция» и наконец «народный суд». Милиция, райисполком и баня были на взгорке за базаром.

В суд на второй этаж вела лестница. И лестница, и сени, и даже туалет были без необходимости большими, просторными. Но это уже было привычно после дома бабки Крутчихи, после Дома колхозника и дома тетки Мани. Зал суда тоже порядочный, немаленький — с тяжелыми скамьями и тяжелым столом на возвышении, с тяжелыми перилами, огораживающими место для обвиняемого. Кабинет же судьи, канцелярия и судебный исполнитель размещались в небольших комнатушках. Собственно, у Полины и места-то не было — стол да полка в шкафу. За большим шкафом, неизвестно как втиснутым в комнату с надписью «судебный исполнитель», в безоконной темноте обнаруживались две кровати и печь. Оттуда ближе к обеду разносились по всему второму этажу запахи картошки и лука. Там жили и готовили Анька-Сивый-Клок и уборщица Надежда.

Для адвокатского стола Ксении предложили самой выбрать место. Но, хоть и боясь показаться заносчивой, Ксения все же попросила открыть комнатенку, заброшенную адвокатами.

— У защитника должно быть укромное местечко, — попробовала она оправдать свое желание отъединиться.

— Да отсюда все равно все слышно, — сказала Ольга, флюс которой стал чуть меньше.

— Полинка все одно цельный день рыщет по исполнительным листам, ставьте стол у нее, мы можем дверь в канцелярию прикрывать, — поддержала Ольгу Анька-Сивый-Клок.

А Надька-уборщица присовокупила:

— Печка в коридоре редко топится — замерзнете в своей каморе окончательно.

— Ничего, я плитку поставлю, — минуя предыдущие резоны, улыбнулась Ксения.

Самолюбивая круглолицая Лида сказала:

— Человеку хочется!

— Ну, если хотится, — зафыркала-закашляла в приступе своего вроде бы беспричинного, но совсем необидного смеха Анька.

И Ксения с желтоволосой Надеждой принялись разбирать в клетушке рухлядь. За этим занятием и застала их старушка, пришедшая составить заявление.

— Сегодня еще адвокат не работает, — сказала старушке Ольга.

— До защитника я, — повторила свое бабка, не то не зная, что адвокат и защитник одно и то же, не то не расслышав Ольгу.

— Приходите послезавтра — сегодня еще защитник не работает, — прокричала ей Анька.

— Ой, как же, ноги старые… Можеть, вы напишете? Мне и всего-то вот туточки написать… Деточки, напишите вы!

— Не имеем такого права, бабушка! — весело прокричала Сивый Клок.

— Ничего, я сейчас приму, — решилась Ксения с невольно заколотившимся сердцем.

Бабка стояла, глядя на нее непонимающим взглядом.

— Это наш защитник, — объяснила ей Ольга.

— А постаршее нет? — быстро спросила бабка.

— Постаршее нет, — ответила Ксения сама.

— Это от возраста не зависит, — снова пришла на помощь Ольга. — Это наш новый адвокат-защитник. Институт московский окончила. Образованная. Такого адвоката у нас еще и не было.