Нинель Громыко - Комсомольский комитет

Куренкова ушла, а Тамара невидящим взглядом посмотрела в окно, дотронулась пальцами до висков. «Болтает глупости какие-то…» Тамара решила почистить картошки на ужин, но ничего у нее не получилось. Тамара стала припоминать разные случаи… «Нет, неправда, — сказал внутри нее чей-то голос, — я знаю Игоря Соболева». — «А частые задержки Игоря, — сказал другой голос, — а его теплые отзывы о Лене, а сама Лена — простая, непосредственная и на новогоднем вечере и в обращении с Игорем, «точно хозяйка». Молодой женщине все теперь представилось в ином свете. Тамарина мать говорила дочери: «Дружбы между женщиной и мужчиной не бывает, если говорят: дружба, не верь». А Соболев толковал ей, что бывает. Уж если люди говорят: знают! А может быть, болтает старуха? Но что-то непонятное уже влезало в душу. «Может быть, все знают, только я одна такая, не замечаю», — думала Тамара. Ей становилось страшно. Даже Люся знает, только Тамара такая глупая, такая доверчивая. Ну что ж, вот так… Вот и все… И вдруг Тамара по-новому мучительно и сильно поняла, как дорог ей был, был и есть Игорь. И что все равно она ему никогда-никогда не простит. И хотя беда пришла незваная, негаданная — Тамаре раньше и в голову бы не пришло, что Игорь может изменить, — ей уже казалось, что она предвидела катастрофу.

Тамара, сжав руками голову, в изнеможении опустилась на диван.

Позвонил Игорь.

— Тамара, — бодро говорил он. — Ты извини, я сегодня днем не приду. Пообедаю в столовой.

— Не придешь? — иронически спросила Тамара.

— Да. У нас пленум идет, постановили перерыв на обед с трех часов. И вечером я сегодня поздно вернусь…

— Ладно, я тоже вернусь поздно. Тоже задержусь, слышишь, я тоже поздно вернусь! — Тамара с отчаянием бросила трубку, но все еще говорила Игорю, едва шевеля губами. — Где буду? Не твое дело! Придешь — узнаешь!

Пленум закончился в восьмом часу вечера. Прения были жаркие. У Игоря оставалось хорошее настроение, хотя он понимал, что теперь горкому достанется! В каждой организации еженедельные комсомольские вечера… Постоянная школа массовиков при горкоме, которую вдруг в ходе пленума предложила организовать Лена, и кружки баянистов при клубах. Но самое трудное, пожалуй, будет создать комсомольские лектории.

Соболеву очень понравилось, как держалась на пленуме Лучникова.

После пленума к нему подошел Рудаков.

— Игорь, хоть пленум и постановил, а я не согласен с решением. Насчет баянистов. И так дел много самых разных, только не хватает еще баянистами заниматься.

— Тебе что, они не нужны?

— Нужны, да как ты не понимаешь, ведь трудно…

Соболев улыбнулся.

— Ладно, об этом мы поговорим потом. Сейчас вот мне звонил директор театра, приглашает всех участников пленума в театр, на просмотр нового спектакля «Аттестат зрелости».

Соболева и прежде приглашали в городской театр. Он приходил, но потом на художественных советах большей частью отмалчивался: судить о том, верно ли передана актерами и художниками, например, средневековая Италия в шекспировской «Ромео и Джульетте», он не брался, другие вещи ему просто нравились.

В этот вечер новый спектакль Игоря возмутил. В роскошном зале театра, с потушенной золоченой люстрой, с горящими матовыми лампами на стенах, которые освещали выступающие из стен дорические полуколонны, игра актеров показалась просто жалкой. Пьеса была хорошая, но актеры, взрослые, конечно, люди, изображая комсомольцев-школьников, неловко прыгали и бегали по сцене. Юношескую порывистость они превратили в какую-то истеричность. Пионервожатая была без пионерского галстука — режиссер, оказывается, не знал, что вожатые тоже носят галстуки. И учительница не понравилась Соболеву. Хорошо играли школьниц две молодые актрисы: одна из них была Эмма Картавых, другая, рыженькая, Люба Златогорцева, недавно приехавшая в Павловск из Казанской студии.

На художественном совете Игорь пустился в спор со всей горячностью и уверенностью молодости.

— Ну вот, если не говорить, как играют Златогорцева и Картавых, не верится, что это правда, — доказывал он режиссеру, худощавому мужчине с ярким бантиком у ворота.

Волновался директор театра Илья Ильич Бессонов, толстый человек с нервически подергивающейся щекой. Он все время шарил в карманах и ничего не находил там.

— Вы говорите о правде жизненной, но в пьесе правда сценическая… — возражал Игорю режиссер, взглядом ища поддержки у присутствовавшего на обсуждении второго секретаря горкома партии Мамонтова. Николай Христофорович в этот раз ничего не говорил, но с одобрительной улыбкой прислушивался к замечаниям Соболева.

— А разве правда сценическая исключает правду жизни?

Все-таки Игорю удалось уговорить режиссера прийти на пионерский сбор, посмотреть, как работает школа. Он посоветовал ему прийти к Марьяне Рудаковой и актеров привести с собой.

Особенно довольный уходил из театра Федор.

— Вот замечательно! Марьяна им покажет правду жизни, — сказал он на улице. — У нее девчонки, может быть, ходят не такие аккуратные да прилизанные с виду и не бегают без толку, а все равно в каждой словно пружина сидит. Внутри пружина — это надо показать, правда, Игорь? Ну ничего, Марьяна их научит!

— О, ты уж и торжествуешь, — с упреком сказала Лучникова. — Только показать это актерам тоже не так просто.

А Игорь был недоволен собой. Может быть, он слишком бесцеремонно выступал на художественном совете? Кто их знает, артистов, как с ними нужно разговаривать, попросту или каким-нибудь особенным языком. Но он все-таки, наверно, не сказал ничего лишнего, иначе Мамонтов обязательно заметил бы ему об этом. Мамонтов — это такой придирчивый товарищ. И все-таки настроение было неважное.

— Ну, будем расходиться? — сказала Лучникова, останавливаясь на перекрестке. — Федя, про баяны не забудь!

— Есть, товарищ секретарь, — ответил Федор.

Когда Игорь вышел на Приреченскую, над городом медленно закружился снег. И снова легко и просторно стало на душе. Игорь вспомнил декабрьскую прогулку на каток и разговор с Леной на льду. Ему стало жалко Лену. Такая хорошая девушка… Конечно, Лена еще будет любить и будет любима. И неужели тогда, на катке, Игорь пожалел, что он женился на Тамаре? Нет, конечно, нет! А вот если бы не было Тамары, а была бы Лена! Какие глупости иногда лезут в голову! Разве Тамара виновата, что она не похожа на Лену? Не бывает же на свете похожих людей. Тамара все равно для Игоря самый дорогой человек.

Подойдя к дому, Игорь удивился: окна были темные. «Мать уехала, но Тамара-то где? Неужели спит?» — подумал он. Подумал еще о том, что надо было пригласить Тамару на просмотр в театр. Хотя нет, не нужно — спектакль на просмотре идет сырой, актеры волнуются. А с Тамарой они вместе посмотрят премьеру. Найдя в условленном месте ключ, Игорь вошел в дом. В комнате — беспорядок, как будто Тамара спешила куда-то.