Нинель Громыко - Комсомольский комитет

Лена слушала этот разговор со смутным, непонятным ей чувством. Когда ушел Рудаков, она сказала возмущенно:

— Говоришь-то ты красиво, Игорь. А разве ты не мог… чтобы Тамара все поняла, правильно поняла? Ты не мог? — Лена вдруг опустила голову. — Конечно, тот случай. Помнишь, в кабинете, вечером? Еще месяц оставался до Нового года. Да, помнишь, конечно! Но ведь у нас же ничего. Ведь мы же честно поступили?

Лена гордо продолжала:

— Я не зайду к тебе! А к Тамаре зайду обязательно. Игорь, хочешь обижайся, хочешь нет, а я не верю, чтобы Тамара в самом деле думала так. Да и зачем оставлять все это на моей ли душе, на ее ли?

Игорь молчал.

— Так ты не хочешь, чтобы я поговорила с ней?

— Нет! Лена, она… ты не представляешь, в ее душе сейчас происходит целая буря. Но уж если что взбредет ей в голову! Последний разговор был так похож на то, что называется скандалом.

— А я все равно… — Лена не договорила и тяжелыми шагами, словно боясь, что ее удержат в кабинете, вышла из комнаты.

Она бежала по коридору и не заметила, как очутилась в общей. Здесь было много студентов, и Лена приостановилась в дверях: «Зачем они здесь? Да, ведь сегодня редколлегия фотоокна «За боевые комсомольские организации».

— Здравствуйте, — громко сказала Лена, проталкиваясь к своему столу. «А наша дружба, Игорь, разве это плохо? Об этом можно как-то говорить?» — мысленно разговаривала она с Соболевым.

— Постойте, секретарь! — обратился к ней худой длинный юноша в очках. Он начинал писать яркими красками название окна «С добрым утром, комсомольцы города!». Он смотрел на Лену серьезно и покраснел. Через минуту он назвал Лену «товарищ Лучникова», а потом смутившись, просто «Леночка». Он интересовался, как Лене нравится подбор красок, расположение букв, название и все остальное.

— Нравится, — улыбнувшись, сказала Лена.

— Коля жить не может, если его не похвалят, — пропищал девичий голос. На Лену смотрела студентка с длинными косичками. Бесстрашное круглое лицо и нос кнопкой. — А отчего вас так много, товарищи?

— Мы просто так пришли. Нам уйти? — огорченно проговорила девочка.

— Нет, зачем же, — Лена просматривала фотографии.

В окне будет и уголок сатиры: вот мчится на лекцию вечно опаздывающий студент, вот Галя Воробьева, которая окончила пединститут, но предпочла не работать, а жить за мужней спиной, бредет по улице, протирая кулаком глаза.

— Ой! — вскрикнули Инна и Роза Птицыны из лесного техникума.

Они уронили у Коли баночку с краской. Им было жаль и баночку и то, что они забрызгали платья. Кто-то журил их, кто-то смеялся, кто-то побежал за бензином.

Лене были бесконечно дороги эти люди с их веселым шумом, с озорною возней, со студенческими дурашливыми, беззаботными песенками, которые все время вспыхивали то там, то здесь. Лена и сама была молода, и у нее могло меняться настроение. На какое-то мгновение она даже забыла о Соболеве.

Оглянувшись, Лена увидела Игоря. Он, несколько раз коротко взглянув на Лену, посмотрел фотографии и взял подшивку газеты «Павловский коммунист».

— Опять о молодежи ничего не печатают. Буду в горкоме партии, я им хвост накручу, чтобы для наших статей всегда место оставляли, — сказал Соболев. — Да, мне сегодня из киоска звонили, новые брошюры из Москвы пришли, ты завтра зайди посмотри, какие будем молодежи рекомендовать, тоже в газету напишем.

— Хорошо, — нервно согласилась Лена.

— И ты сегодня проводи бюро без меня.

— А что такое? — участливо спросила Лена.

— Мне надо уйти, — в порывистых движениях Игоря, во всем его облике почудилось Лене что-то уж очень беспокойное, не свойственное ему.

Игорь вышел. Лена посмотрела ему вслед долгим, внимательным взглядом. И только тут она по-настоящему поняла, что произошло, и ей стало по-настоящему страшно.

Обедать Лена не пошла. Она забежала к Люсе Зайцевой и пожевала у нее холодных оладий с творогом, которые та взяла из дому.

— Ну, какие новости? — спросила Люся, заметив Лене, что она стала еще лучше выглядеть и что комсомольцы, пожалуй, скоро станут интересоваться ею не только как секретарем.

Лена все рассказывала Люсе о себе, но почему-то обо всем, что касалось личных дел Игоря, его семьи, она не говорила ничего и никому.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — невесело пошутила она.

Бюро было внеочередное. После бюро оказалось, что Лену дожидается Толя Чирков. Он вернул ей горкомовскую путевку, на которой Цылева написала, что лекция была «очень хорошей» и что комсомольцы кабельного завода просят почаще читать такие.

— Интересно было на кабельном? — быстро спросила Лена и выпила воды, чтобы прогнать легкую усталость, которая пришла к ней после бюро.

— Любопытно, — ответил Толя.

Он стал рассказывать, что он видел на кабельном. Толя остро и точно оценивал людей, и Лена невольно заслушалась его.

— А что у тебя с Корнюхиным получилось? — вдруг спросила Лена. Соня Цылева позвонила ей о том, что Толя замучил его ожиданием.

— С Корнюхиным? А что такое? А, так это что ждал он меня? Он потом даже на собрании об этом говорил. Это же мелочь!

Нет, Лена не вспыхнула, хотя ей хотелось выругать Толю. Хорошенькая мелочь! Ничего себе пример работники горкома показывают!

Но Лена проговорила сдержанно:

— Это не мелочь, Толя. Надо ценить время человека, его силы и нервы. Обращение с людьми — это не мелочь. Разве у тебя не было времени позвонить из цеха, сказать, что ты задерживаешься, но что все-таки придешь и когда придешь.

— Было. Просто я все время собирался уйти.

— Толя, ты только представь, что так поступили бы с тобой, и тогда ты поймешь, как это плохо, — мягко сказала она.

Лена вдруг подумала, что Толя мог бы быть очень красивым человеком, если бы был добрей и человечней.

— Подумай над этим обязательно. А сейчас иди, Толя, хорошо?

Но Толя, поднявшись, подождал, пока Лена оденется, и вдруг просто спросил ее:

— Можно проводить тебя? — заметив удивление Лены, он поспешно пояснил: — Нам ведь в одну сторону. Да и поздно уже.

— А я ведь каждый день так поздно хожу, — чуть улыбнувшись, сказала Лена. — И представь, ничего со мной не случается.

— Я вижу, ты меня за человека уже не считаешь, — глядя в сторону, заметил Толя.

Лена промолчала. А потом, когда они вышли все-таки вместе, сказала с усмешкой:

— Ну что с тобой делать, Толя, если я тебе что ни скажу, ты все перевернешь, и наоборот все получается. Чего доброго, сейчас опять окажется, что я читаю тебе морали. Может быть, иногда я и срываюсь на морали, но это не нарочно, честное слово.

— Морали, это ладно. А вот зачем ты насмешничаешь?

— Я насмешничаю? — искренне удивилась и даже растерялась Лена. — Когда, например?!