Нинель Громыко - Комсомольский комитет

После лекции на Пескарева в заводе, что называется, показывали пальцами. «Боря Н.» — так стали называть и Пескарева и других похожих на него парней.

Пескарев хоть и пытался «не обращать внимания» на товарищей, но постепенно как рукой сняло с него чванливость. Митька состриг свой перманент, ослепительно белое кашне заменил пестрым и мягким, которое гораздо больше шло к его черному пальто, и сам стал проще, лучше. Пескарев, кажется, начал понимать, что такое действительно хорошие манеры. Но он снова перебарщивал, стараясь говорить «культурно»: вместо «я думаю», например, говорил «я реагирую»; если спрашивали, сколько времени, он отвечал не «две минуты, скажем, шестого», а «две минуты восемнадцатого».

Посмеявшись, хотя ей не очень хотелось сейчас смеяться, Соня сказала:

— А я к вам по делу, ребята. Комитет комсомола решил проводить каждую неделю на заводе комсомольские вечера, и за каждый такой вечер должна отвечать какая-нибудь цеховая комсомольская организация или комсомольская группа. Готовить вечер, последний перед майским праздником, комитет поручил Варежке, лучшие номера из него войдут в майскую программу, а может быть, и в фестивальную.

Соня придумала ответственным за вечер назначить Мишку Корнюхина.

— Ме-ня? — удивленно пробасил Корнюхин. — У нас культорг есть.

— Официантка, еще стакан простокваши — ему плохо!

— Культорг культоргом, — пояснила Соня. — С него никто ответственности за вечер не будет снимать. Но что же он один, бедненький, будет потеть? Если мы сами будем руководить, от этого только интереснее будут наши вечера.

— Да я уж и так… физорг, — покраснев, как девушка, сказал Корнюхин. — Да ведь ничего у меня не получается. Ты же помнишь, как меня Куренков в это дело втянул!

— Помню… — Соня улыбнулась, припомнив дни, когда в цехе никто не знал, что может заинтересовать Михаила Корнюхина. Агитатор или ответственный за учебу не выйдет. В контрольный пост его? Но там работали другие ребята, работали хорошо, зачем же отрывать их от заинтересовавшего их дела?

И вот однажды Павел Куренков привел Корнюхина в одну из клубных комнат, где лежали новенькие штанги, купленные на средства, вырученные за металлолом. Мишка играючи поднял шестидесятикилограммовую штангу, попыхтел и поднял стокилограммовую. Михаил стал тренироваться и скоро так увлекся, что дня не мог прожить, чтобы не зайти в клуб.

— На городскую спартакиаду поедешь! — обнадеживали Михаила не без зависти приятели-штангисты.

После этого ни у кого уже не было сомнения, что самое подходящее для Корнюхина дело — быть физоргом.

Шли недели и месяцы, но, несмотря на это, над группой Варежки смеялись все физкультурники, потому что физкультурники там были аховые.

— Да чего ж делать, если никто не хочет заниматься этой физкультурой, — недоуменно объяснял Михаил.

В цехе поговаривали, что не следовало Корнюхину давать серьезных поручений, он «такой». Но Соня, у которой на заметке были самые примечательные и трудные ребята из разных цехов, в это не верила. Ведь сумел же Михаил создать одну из лучших в заводе молодежных бригад. Недавно из министерства пришло письмо, в котором значилось, что бригаду Михаила Корнюхина утвердили в звании бригады отличного качества. А в случае с Дынниковым он оказался даже боевее, чем следовало. Соне хотелось, чтобы Мишка перестал быть «медведем», чтобы он стал живым и интересным парнем, ведь не может же он оставаться таким. И Соня решила дать Михаилу неожиданное, не по характеру, казалось бы, поручение.

— Неспособный я, — проговорил Михаил.

— Неужели неспособный? Я просто в это не верю.

— Соня, ты знаешь, у него пальцы загружены очень важной работой… во-первых, — сказал Веснянкин. — А во-вторых… во-вторых, у него дистрофия.

— Да подождите, ребята. Хватит дурака валять.

— Ну, не умею я, — упрямо сказал Корнюхин.

— Давай договоримся, Миша: ты будешь делать только то, что умеешь, а что не умеешь, мы за тебя сделаем, поможем. Ладно?

Когда Соня ушла, Корнюхин долго молчал. Потом вдруг нашелся:

— Шурок! Ты мне должен. Вот руководи вечером за меня.

— Тю! — Веснянкин даже присвистнул. — Это же комсомольское поручение.

— Ну что ж, поручение. Главное, чтоб вечер был.

Но ребятам затея уже понравилась.

— Чего задаешься, Шурок? — раздались голоса. — Проспорил?

— Мишка! — возразил Шурка, — если я за тебя работать буду, тебе от Цылевой, знаешь, как влетит?

— А ты за меня не работай! — забасил Михаил. — Ты мне говори, где чего сделать. Ты на это смекалистей меня, я знаю.

— Ну ладно, — миролюбиво сказал Шурка. — Говорить буду. Ты только не переживай. Спокойно! У тебя дистрофия, тебе переживать нельзя.

Вместе с Дашей в клубную комнату, где хранился спортивный инвентарь и стояли любимые Мишкой Корнюхиным штанги, вошли Чоботова, Белкина, Алена Бубнова и еще несколько молодых строителей.

Унээровские общежития были теперь совсем не такими, как прежде. На другой день после разговора между Костоломовым и Пургой в общежитие пришли мастера. Двадцатый барак отремонтировали, перегородили. И огромная девичья комната превратилась в четыре маленькие, которые поражали необыкновенными переменами: и чистеньким, словно опустившиеся белые облака, бельем и цветами на посветлевших окнах.

Белкина и Кузнецов, недавно зарегистрировавшись в загсе, жили теперь отдельно, а остальные девушки разместились по нескольку человек в комнате. В общежитии заманчиво звучало радио.

Но зато в общежитии даже у Тоси Белкиной на стене появились нелепые бумажные ковры, на которых были намалеваны тигры с человеческими лицами. Алена Бубнова повесила картинку, с которой глядела баба с глазом до уха, рядом с нею торчала беседка и приписано: «Грезы». «Неужели нельзя это повыбросить? — спрашивали заводские комсомольцы у молодых строителей. — Ведь есть же хорошие репродукции Шишкина, Айвазовского…»

Когда начали готовиться к вечеру, Даша пригласила молодежь из «своего общежития», так она называла двадцатый барак. Обращалась она к Чоботовой и еще к двум девушкам из ее комнаты, которые недавно подали заявление в комсомол. Но неожиданно откликнулась Бубнова, в эту минуту заглянувшая к девушкам, чтобы одолжить у них чайные стаканы.

— Я петь умею. Не верите? Девочки, я могла бы даже выступить на вечере, — но тут же Алена с равнодушным отчаянием махнула рукой. — Только у меня надеть нечего.

— Найдем, чего надеть, — заверила Даша, мигом сообразив, у кого из девчат можно одолжить платье для Алены.

— Только тебя нам не хватало, Алька! — заметил Мухин, появившись из-за плеча Алены; он по-прежнему захаживал в общежитие. — Сиди на месте и не суйся никуда.