Нинель Громыко - Дойна о Мариоре

— Проходи, дочушка, проходи… А мы ужинать не садились, тебя ждали.

Вдоль всех четырех стен, как положено, тянулись крытые полосатыми дорожками лайцы. Ковры были из шерсти со сложными красивыми рисунками.

— Мамина работа, — пояснила Досия Мариоре, заметив ее взгляд, и ласково посмотрела на мать. Она сняла пальто и осталась в светлой кофточке с пышными расшитыми рукавами. — Пойду умыться, мама, — сказала она, усталым движением поправляя волосы. — Мариора, ты умоешься?

Мариора торопливо сняла вязаную кофту, свернула ее, чтобы лишний раз не бросались в глаза штопки на локтях, и отдала Досии.

Досия унесла кофту в сени, а Мариора продолжала разглядывать комнату. В углу, на полочке, покрытой вышитой салфеткой, — стопка книг, радиоприемник, из которого слышалась тихая музыка, высоко под потолком — яркая электрическая лампочка.

— Ну и живете же вы!.. — восхищенно сказала Мариора Досии, когда та вернулась.

— Ничего живем, — согласилась Досия, и видно было, что она смущена тем, что живет в лучших условиях, чем Мариора. — У нас раньше, говорят, тоже плохо жили, только я не помню, — добавила она, помолчав. — А теперь и у вас все переменится.

В комнату вошел хозяин, и все сели ужинать за придвинутый матерью молдавский низенький круглый стол.

Мариора не помнила, заботились ли о ней когда-либо так, как в этой семье, с которой она едва успела познакомиться.

После сытного ужина Мариору повели спать. Широкая постель с горкой подушек была застлана новой простыней. Поверх лежало теплое шерстяное одеяло.

— Мы ляжем вместе, хорошо? — сказала Досия, отворачивая одеяло. Под ним была еще одна простыня.

— У нашего боярина тоже по две простыни стелили сразу, — заметила Мариора.

— У боярина? — переспросила Досия. — А у вас?

— У нас совсем их не было, — ответила Мариора, невольно краснея, и Досия уже пожалела, что спросила ее об этом.

— Ложись, спи, — оказала она. И смущенно добавила: — Завтра моя свадьба, готовиться нужно, я поздно лягу. Ты не обидишься?

— А можно, я с тобой? Может, помогу чем, — попросила Мариора. — Мне не хочется спать.

— Ну, пойдем, — просто согласилась Досия.

В задней комнате дома стоял открытый большой сундук. Вокруг него лежали на стульях и лавках, висели на стенах платья, пальто, белье. Смуглая девушка, — очевидно, ей стало жарко и поэтому она сняла даже кофточку и осталась в одной сорочке, заправленной в юбку, — гладила на столе белое шелковое платье. Другая, полная, та самая, что говорила с Мариорой о коконах, что-то строчила на машинке. Еще две девушки сидели на лавке, шили на руках. Мать Досии, нагнувшись над сундуком, что-то перебирала. Досия познакомила Мариору со всеми и подвела к столу.

— Будем пирожки стряпать, — сказала она и, вывалив из деревянного корытца на стол тесто, дала Мариоре в руки скалку. — Ты раскатывай, а я буду начинку готовить.

Первые минуты работали молча. Мариора чувствовала себя неловко, ей казалось, что на нее все смотрят. Молчание нарушила полная девушка, ее звали Иринуцей. Она оставила машину и, внимательно просматривая шов на розовой ткани, спросила:

— Мариора, у вас на том берегу о колхозах, наверно, и не слышали?

— Да нет, слышали… Только думали, не такие они…

— А какие?

— Плохие. Что даже жить в них нельзя.

Понемногу разговорились. Мариора рассказывала о Малоуцах, о боярине Тудореску. Девушки удивлялись, качали головами, наперебой расспрашивали.

— Мы ведь о таком только в книжках читали. Через Днестр немного увидишь — широк! — заметила Иринуца, точно оправдываясь.

Мариора хотела и боялась спросить у Досии, кто ее жених. Наконец она спросила, как его зовут.

— Сидорике, — ответила Досия. — Ты его завтра на свадьбе увидишь, — добавила она и мечтательно улыбнулась.

— На свадьбе? — опросила Мариора.

— Да. Ведь ты останешься у нас?

Днем, когда Василий вместе со старшими пригласил на свадьбу дочери и ее, она обрадовалась. Не только потому, что ей симпатичны были Василий и Досия. Неожиданно прошло волнение, владевшее ею с той минуты, когда они поехали по тираспольской дороге. Вдруг захотелось услышать музыку, обнять людей, которые окружали ее, сплясать с ними жгучую и бурную молдовеняску.

Но сейчас Мариора представила себя в кофтенке, покрытой штопкой так, что на ней едва можно было найти живое место, в неуклюже сшитом холщовом платье, в старых опинках… И покачала головой.

— Нет… Спасибо.

— Это почему? — сдвинув светлые тонкие брови, спросила Досия. — Ведь вы завтра не едете?

— Нет…

Досия пожала плечами, пристально посмотрела на нее. Потом опустила голову и больше ничего не спросила. Спать пошли поздно. Пока Мариора раздевалась, Досия подошла к шкафу, достала оттуда платье. Оно было удивительно красивой расцветки: по васильковому полю рассыпаны цветы яблони, нежные, как утренняя дымка.

Мариора уже хотела ложиться, но подошла к Досии.

— Это, верно, шелк? — проговорила она. Протянула было к платью руки, но тут же отдернула их — побоялась запачкать.

— Сатин, — промолвила Досия. — Нравится тебе?

— Очень, — восхищенно ответила Мариора. «Жених подарил, — подумала она. — Наверно, богатый».

Но Досия сказала:

— Ну-ка, надень. — И, когда Мариора прошлась по комнате, удивилась: — Смотри, словно на тебя сшито. Вот наденешь его завтра.

— Что ты! — испуганно воскликнула Мариора.

— Платье совсем новое, ненадеванное. Никто и знать не будет, что оно мое!

— Еще испачкаю…

— Ничего, — засмеялась Досия.

Мариоре очень захотелось отблагодарить чем-нибудь Досию, но у нее даже колечка не было на руке.

— Досия, но… но ведь ты тоже приедешь когда-нибудь к нам, правда? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Правда, — сказала Досия и вдруг поцеловала Мариору.

На другой день была свадьба. Первый день, как полагалось, праздновали у невесты. Народу было очень много. Столы стояли даже на улице. Мариоре казалось, что Чебаны пригласили на свой праздник чуть ли не все село. Пришли и многие из бессарабцев. За столы сели в полдень. Мариора оказалась между Филатом с одной стороны и Иринуцей — с другой.

Столами были тесно заставлены все три смежные комнаты домика. В доме были самые дорогие гости. В средней комнате, на стульях, которые по обычаю стояли на овчине, сидели молодые.

Как и полагается невесте, Досия была в белом платье. Розовое личико ее окаймляла, спускаясь на плечи, нежная полупрозрачная фата. Сидорике был высокий чубатый парень с подвижным, веселым лицом. Мариоре сказали, что он работает в колхозе конюхом. Еще узнала она, что Досия была в числе семи награжденных в «Партизанул рош» — об этом говорил значок, который был приколот у нее на груди рядом с комсомольским.