Нинель Громыко - Дойна о Мариоре

— Какие они труженики! Великие труженики, умные. Вы знаете, какая молодчина Досия? Ведь она в этом году семьдесят центнеров кукурузы с гектара дала!

Мариора посмотрела на Досию, обвела взглядом колхозников. Некоторые из них встали, взялись за руки и, не отходя от стола, почти на одном месте плясали бурно и весело.

— Вы хвалите их только за то, что они хорошо работают? — обратилась Мариора к Андрею.

— Конечно!

Девушка отставила недопитый стакан вина. На душе у нее было неспокойно, и, наверно, поэтому вино не оказывало своего действия. Подумала об отце. Разве можно назвать его плохим тружеником? И рядом с ним в памяти вереницей замелькали Тудореску, братья Кучуки, которые сами почти никогда не работали и все-таки считались первыми людьми на селе. Челпан…

— Вы знаете, кто такой Горький? — прервал ее мысли Андрей.

— Нет.

Из кармана брюк он достал небольшую, но толстенькую книжку с золотыми буквами на переплете.

— Вот, — улыбаясь, проговорил Андрей. — Сегодня в городе купил. Я сам в молдавском языке не силен, да уж очень издание понравилось. Ведь как хорошо, что молдаване читают Горького на родном языке.

Мариора взяла книжку, растерянно повертела ее в руках и вернула обратно.

— Я… не умею читать…

Теперь смутился Андрей:

— Как? Совсем?..

Мариоре стало обидно и оттого, что она так далека от этого славного светлоголового парня, и оттого, что книги до сих пор остаются для нее таинственными и чужими. На глаза ее навернулись слезы.

Андрей заметил это и смутился еще больше:

— Я не знал, просто не думал, вы простите меня… Это «Мать» Горького. В ней пишется, как большевики боролись за счастье народа, за то, что у нас есть теперь. Ведь двадцать с лишним лет назад и в России все было почти как в Бессарабии до освобождения. А книжку возьмите: еще научитесь читать — будут же у вас кружки ликбеза.

Андрей снова протянул Мариоре книгу. Было видно, что он не знает, как сгладить свою неловкость.

— Вы только непременно идите учиться, — добавил он, и в голосе его был даже оттенок строгости.

Мариора взяла книжку, положила рядом с собой. Подняла на Андрея влажные грустные глаза и, чтобы переменить разговор, спросила, дотрагиваясь пальцем до значка на его груди:

— А это что у вас такое?

— Это? — Андрей был рад, что можно говорить о другом. Он уже улыбался. — Это значок за прыжки с самолета.

— С самолета? — испуганно спросила Мариора. — Вы на самолете летаете?

— Ну да. Я же в летной школе учусь.

— Ой! Ведь самолет упасть может, страшно.

— Нет, не падает, — рассмеялся Андрей.

— А почему у вас гриб на значке, а не самолет? И как это — прыжки?

— Это не гриб, это парашют, с которым прыгают, — рассмеялся Андрей.

Он рассказывал, а Мариора уже не видела никого, не слышала музыки. Она то в страхе закрывала глаза, то восхищенно смотрела на Андрея и, казалось ей, сама летела на самолете и прыгала с этим грибом-парашютом. Страх смешивался с радостью…

Людей в комнате становилось все меньше. Постепенно все высыпали на двор: на легком морозце, сковавшем бесснежные, размокшие от дождей дороги, хорошо было танцевать. Девушки-дружки — рукава их были перевязаны сложенными на угол платками — под руки вывели Досию. Пританцовывая, отправился следом за нею Сидорике. Вышли и Филат с Тудором. Кто-то позвал Андрея. Заполняя комнату, в дверь хлынула мелодия молдовеняски.

Мариора осталась одна. Она взяла оставленную на столе газету, ту самую, что принес секретарь. На второй странице — большой портрет. Девушка. Строгое, но очень знакомое лицо. Взгляд уверенный и смелый. Мариора вглядывалась, не веря своим глазам. Раньше она видела в газетах портреты румынского короля Ка́роля, королевы Елены, принца Михая или офицеров в расшитых мундирах. Но ведь это… ведь это Досия! Так вот почему ее так поздравляли! Под портретом много написано. Как жаль, что она, Мариора, не умеет читать!..

Досия — молодая, немногим старше ее… Простая сельская девушка…

Мариора сидела с газетой в руках, и темные глаза ее, обычно кроткие и ласковые, взволнованно смотрели в окно, туда, где, убегая к Днестру, терялись в голубой дымке бескрайние колхозные поля.

До районного центра возвращались тоже на машинах. Делегатов хотели развезти на машинах и по селам, но в городе их уже ждали каруцы. Прошел дождь, и проселочную дорогу так развезло, что добраться можно было только на лошадях.

Снова потянулись знакомые поля. Тудор и Филат сидели в каруце на мягком сене. Покуривая, неторопливо думали.

— Вот оно как там, — между затяжек уже в который раз говорил Филат.

— Да… — отзывался Тудор.

С утра дождевые тучи уплыли за холмы, властно и ярко светило солнце.

Мариора прилегла в каруце на сене, положив под голову котомку. В котомке мягким свертком лежало васильковое, в розовых цветах платье Досии, которое Мариора надевала на свадьбу. Досия отказалась взять его обратно.

— Возьми на память, — сказала она утром, когда Мариора собиралась в обратный путь. — Ну, ну! От подарка отказываться нельзя!

Она аккуратно завернула платье в газету и сама положила его в Мариорину котомку.

Вместе с платьем лежала книжка, которую ей дал Андрей. Как радостно жить и знать, что на свете есть хорошие люди! Мариора думала об Андрее. Он тогда со свадьбы уехал скоро, а на прощанье крепко жал ей руку и так искренне желал всего самого лучшего… Андрея ей, наверно, уже никогда не встретить, но как ясно стало у нее на сердце после разговора с ним. Ясно и… больно. Будет ли она когда-нибудь хоть немного похожа на Иринуцу или на Досию?

— Дядя Филат, — проговорила Мариора, — а помнишь, что боярин рассказывал о колхозах?

— А ты думаешь, боярин когда-нибудь говорил правду?

Утром следующего дня, когда Мариора только что сварила мамалыгу, выдвинула стол и поставила на него миски с брынзой и сметаной, вошел отец. Тяжело сел на лайцы.

— Кира арестовали!

— Как?

— Так. Доигрались. Хороший парень, а дурак. Всюду совал нос. И ты за ним тоже влипнешь.

— Татэ!

— Что татэ? Люди захотят отомстить, найдут чем. И татэ не поможет. Деньги, дочка, при какой хочешь власти свое делают. Жизнь не сказка.

Мариора бросила резать мамалыгу, остановилась перед отцом, ничего не понимая…

— Гаврил Кучук на своем дворе Кира среди ночи поймал. Стоит Кир у каруцы, кожух в руках держит. Хороший кожух, новый. Ну, с поличным и взяли. Знаю я всех Греку, не может быть, чтобы воровать пошли, да еще в такое время, а вот поди ж ты. Рассказывают: Кир побледнел, трясется. «Зачем взял?» — спрашивает Гаврил. «Нужно», — отвечает. «И на двор чужой тоже нужно?» — «Тоже нужно». Свидетели были: Гаргос да Тудор Кучук. Соседа Семена Ярели разбудили, — как он из бедняков, значит, чтоб тоже видел. Но Семен не пошел. Гаврилка с Гаргосом скрутили Кира да среди ночи — в район. «Я, — кричит Гаврил, — и без ваших председателей сельсоветских управу найду! Красть нигде не позволено. Я, — кричит, — самому господину товарищу начальнику милиции его сдам. Я такого адвоката найду, что на каторгу отправят…»