Нинель Громыко - Дойна о Мариоре

— Иляна!

— Мариора?! — удивленно и радостно сказала та, обнимая ее.

Мариора провела подругу в сусуяк. Иляна поздоровалась с Лауром, — оказалось, тот ждал ее, — сняла косынку и серый жакет и, не найдя, куда повесить их, положила у стенки сусуяка.

— Неужели вы ничего не заметили?

Она погасила опаец и широко открыла дверь сусуяка. Несколько мгновений вглядывалась в темноту.

— Баде Думитру, вам не увидеть. А ты, Мариора, иди сюда, — сказала она. — Видишь? Слышишь?

Они остановились на пороге.

Ночь была безлунная, непроглядная. На горизонте Мариора увидела светлую малиново-оранжевую полоску, прислушалась: с той стороны, где в ночи тлела полоска света, доносились тяжелые вздохи канонады.

Мариора вдруг до боли сжала плечо Иляны.

— Фронт! — прошептала она.

— Девушки! Помогите мне подняться, — неожиданно задрожавшим голосом сказал сзади них Лаур.

Они стояли все трое у маленькой, низкой двери. Думитру, тяжело дыша, одной рукой опирался на дверной косяк, другой — на плечо Иляны.

— А я так до сих пор и не комсомолка, — вздохнув, промолвила Мариора.

— А в отряде есть комсомольская организация? — поинтересовалась Иляна.

— Есть, — ответил вместо Мариоры Лаур.

— Вот ты и подумай о вступлении, — посоветовала Иляна.

— Ой, Иляна! Разве сейчас можно вступить?

— Советские люди есть, значит партия и комсомол живут и действуют, — заметил Лаур.

— Я тебе рекомендацию напишу, — с готовностью сказала Иляна. — Баде Думитру, может, и вы со своей стороны рекомендуете?

— Ты думаешь, она заслужила? — В голосе Лаура слышалась улыбка. В темноте он нашел голову Мариоры и потрепал ее по щеке. — Напишу, — произнес Думитру.

Когда дверь была снова закрыта и Мариора зажгла огонь, Лаур попросил поправить ему под изголовьем свернутую овчину, чтобы можно было прямее сидеть, и серьезно сказал:

— Давай о деле, Иляна.

Мариора вышла.

Как всегда, когда к Лауру кто-нибудь приходил, Грекина сидела на завалинке — караулила, не покажется ли посторонний. Она прислонилась головой к деревянному столбику, придерживающему стреху, и, казалось, дремала. Мариора села рядом.

Прошло довольно много времени. Мариора решила, что теперь можно идти. Но, подойдя к полуоткрытой двери сусуяка, она услышала негромкий голос Лаура:

— Передашь товарищам в городе: мост должен быть взорван завтра, ровно в половине первого ночи. Разрушение моста закроет дорогу вражеским подкреплениям. Ведь это единственный путь в город через Реут. А потом — взрыв будет сигналом для выступления отряда. Отряд ударит по фашистам навстречу частям Красной Армии…

Мариора смутилась. Лаур не разрешал слушать разговор о деле тем, кто не будет участвовать в нем непосредственно. Она быстро вернулась к Грекине и стала ждать, когда Иляна выйдет из сусуяка. Иляна вышла через минуту, сказала, что должна сейчас же уходить. Мариора провожала ее до изгороди. Прощаясь, Иляна протянула ей свернутый блокнотный листок.

— Рекомендация. Короткая, правда, ну ничего: нет времени длиннее писать. — И, целуя Мариору, добавила: — Держись. Последние дни ведь осталось нам жить так.

Мариора стояла у изгороди, пока не затихли осторожные и быстрые шаги Иляны. Потом зашла в сарай, спрятала под балку рекомендацию и вернулась к Грекине. Спать не хотелось.

— Я вижу, вам совсем не страшно, тетя Грекина? — ласково прошептала Мариора, садясь возле нее и трогая ее за руку.

— Из-за этого-то? — Грекина кивнула на сусуяк. — Как тебе сказать? Прежде я для дочки жила… А теперь? Буду знать хоть, что хорошим людям помогала. Ведь и вы не для себя стараетесь?

Мариора хотела возразить: она ведь лично для людей так и, не успела ничего, в сущности, сделать. Но Грекина, перебив ее, сказала:

— Кончится война, давай вместе жить, а, Мариора? Полюбила я тебя… Дочкой мне будешь.

— Мне в Малоуцах хочется жить, тетя Грекина, — тихо сказала Мариора.

— Ну, хоть приходить ко мне будешь?

— Буду, тетя Грекина! — с внезапной нежностью промолвила Мариора и, обняв женщину, крепко поцеловала ее.

За забором что-то лязгнуло. Мимо калитки, на едва светлеющем фоне неба, мелькнула согнутая фигура. За забором послышался шорох.

Мариора вскочила.

Грекина взяла с завалинки пустое ведро и пошла к калитке — будто за водой.

Может, показалось? Может, так… люди идут мимо?

Чувствуя, как у нее дрожат руки, Мариора наклонилась к крыльцу, нащупала конец бечевки и сильно дернула ее. Бечевка огибала касу и оттуда, по крыше сарая, уходила в сусуяк.

Так условлено было предупредить Лаура, если будет замечена опасность.

В этот момент за калиткой раздался страшный крик Грекины и тотчас оборвался.

Мариора хотела бежать к сусуяку, но спохватилась: нельзя подходить к нему. Может, жандармы не догадаются…

Во двор никто не входил.

Но вот Мариора услышала крадущиеся, быстрые шаги. Она хотела броситься в касу, спрятаться. Но разве это поможет? Выхватив из-под крыльца заранее положенную туда гранату и прижавшись к стрехе, она стала ждать.

Из-за угла касы метнулась темная фигура. Мариора бросила гранату. С грохотом полыхнул огонь, свет вырвал из темноты пригнувшихся в глубине двора жандармов, в лицо ударил горячий воздух, посыпались комья земли, совсем рядом кто-то громко застонал.

И вдруг тяжелый удар оглушил ее…

Андрей пришел к ней в касу, он сидит на лайцах и улыбается. «Андрей, милый… я ничего не хочу, только бы видеть тебя, говорить с тобой». Она несет ему угощение, но кто-то сзади хватает ее, душит и тянет назад. Она мучительно хочет встать и не может ни шевельнуться, ни крикнуть. Впрочем, разве это Андрей был у нее? Нет, это Дионица. Нет, не Дионица, а Кир. Как они попали к ней?

Напрягаясь, Мариора пошевелилась и открыла глаза. Она была одна. Над ней низко нависал глиняный, потрескавшийся потолок маленькой каморки. Из решетчатого оконца под потолком на холодный земляной пол падал солнечный луч.

Из-за стенки доносился протяжный негромкий плач. «Грекина!» Вчера случайно Мариора узнала, что по соседству с нею заперты Грекина и Семен Ярели с женой. Подтянувшись на здоровой руке к оконцу, Мариора видела, как их водили на допрос. Обратно идти они не могли, их тащили жандармы.

Но страшнее всего Мариоре было услышать разговор жандармов, остановившихся неподалеку от сарая — тюрьмы малоуцкого жандармского поста. Из этого разговора. Мариора узнала, что Лаура увезли в город. После полудня к ней заходил Челпан. Должно быть, он сам отвозил Лаура в город и только что вернулся: на коричневом кителе и на сапогах его густым слоем лежала пыль. Мариора сидела на полу. Холодея, она поднялась.

Намотав на руку волосы Мариоры и таким образом удерживая ее голову, он тяжелым, точно свинцовым, кулаком стал бить ее — в щеки, в глаза, в грудь. Она билась в его руках и глухо вскрикивала.