Марк Еленин - Добрый деловой человек

— Какая женщина! Был бы свободен — увлекся. Серьезно, увлекся. Хотя в любовницы такая не пойдет… Ведь не пойдет, как считаешь, Глеб Семенович?

— Ты что? — удивился Базанов.

— А что? Монахи мы здесь? И она ведь не замужем, Шемякин говорил.

— Шемякин, смотрю, у тебя всеми вопросами ведает. — Начавшийся разговор уже тяготил Базанова.

Богин хохотнул:

— Ему положено быть информированным.

— И снабжать начальство всем необходимым?

— Постой, а чего ты-то кипятишься? Может, и ты лицо заинтересованное? Так и скажи. Я отступлюсь.

Базанов встал, сказал непреклонно:

— Ну, все, Степан Иванович. Это не разговор, и я тебе не Шемякин!

— И все же королева! Представляешь, с такой на курорт съездить или в Москве появиться? В Главке паника начнется!

— Я таких разговоров не понимаю и не терплю! — сказал Глеб глухо. — Раз и навсегда.

— Договорились. — Богин еще не знал, как вести себя. Он сел и снова встал. И вдруг засмеялся: — Ну, Базанов! Ну, парторг! Откуда это в тебе? Вот не думал! Непримирим, как Галилей! Сердечник, черт бы побрал тебя совсем! — Успокоившись, он сказал недовольно: — Не хватало еще, чтоб мы с тобой и по женскому вопросу сражались.

— Именно!

— Но пойми — шутил я.

— Ну, понял.

— Забудем?

— Забудем, — согласился Глеб.

Богин протянул Глебу руку и вдруг опять рассмеялся.

Разговор с Яновским и начальником строительства внезапно осложнил отношения Глеба с Морозовой. Он стал чувствовать себя зажатым, скованным. Ему казалось, десятки внимательных глаз наблюдают за ними, стоит им встретиться на улице, в коридоре управления или в столовой. Глеб удивлялся происходящему с ним и ругал себя, но ничего сделать не мог. Он избегал Наталью Петровну, а уж если и случалось им столкнуться так, что не разойдешься, предпочитал вопросов не задавать и отвечал односложно, будто с трудом. Позднее придумал поездку по всей стройке и чуть ли не на десять дней исчез из Солнечного.

Морозова почувствовала, конечно, перемену в его отношении к себе и попыталась при первой же возможности выяснить, что произошло. Базанов ответил, что ничего не произошло. И тогда Наталья Петровна обиделась. Обиделась всерьез, точно девчонка, и не стала скрывать этого от Базанова. И даже демонстративно показывала ему свою обиду, вызывая у Глеба противоречивые чувства, из которых главным, как ни странно, было все усиливающееся раздражение.

Что он мог сказать ей, себе? Он знал только одно — ему стало вдруг трудно общаться с ней, трудно, неудобно и от всего этого неприятно. Морозова — красивая, образованная женщина с гордым, независимым лицом — стала раздражать его без всяких на то оснований — он понимал это… Придумывая поездку за поездкой, бежал ли он от нее? Или от себя?.. И этого не знал Базанов, потому что все, что происходило с ним в то лето, происходило впервые. И опять ему не с кем было посоветоваться…

Спустя некоторое время Базанов вспомнил, что Морозова собиралась привезти в Солнечный сына еще в начале лета. И тогда он еще сказал, что ей необходима квартира или хотя бы комната в новом доме. Почему же она молчит? Что-то случилось и что-то изменилось в ее планах? И как он мог забыть это? Ругая себя за невнимательность, Глеб в первую же свободную минуту отправился в физкультурный зал школы, занятый ныне группой архитектурного надзора. Натальи Петровны не было — поехала с утра на ДСК посмотреть, как у Либеровского пошла новая серия, обещала после обеда вернуться.

Толя Бакулев, оставшись вместо Яновского заместителем Морозовой, повел Базанова вдоль столов и кульманов. Принялся показывать работу группы: типовую автобусную остановку, крытую легким бетонным навесом, одна стена которого была из матовых и вкрапленных асимметрично цветных стеклоплиток, другая — почти воздушной металлической решеткой; спортивные площадки и площадки для игры малышей; сушилки для белья из разноцветных деревянных реек.

Глеб спросил: а чем занимается сам Толя (иначе как по имени никому и в голову не приходило его называть).

Бакулев увлек Базанова в дальний угол к своему столу, развернул большой лист ватмана. На рисунке был изображен большой зал, огражденный хрустальной стеной. Мраморно блестел пол. Внимание Глеба привлекли мозаичные джейраны и большое мозаичное панно — геолог, буровик, рабочий, строитель.

— Некое дополнительное оформление интерьера кинотеатра, — опуская пронзительные голубые глаза, сказал, словно извиняясь, Толя. — Мазки на проекте. Панно из цветной керамики и мраморной крошки.

— Мне нравится, — сказал Глеб.

— Правда? Я рад, — без тени рисовки сказал Толя. — Знаете, товарищ Базанов, это будет дешевый интерьер. И панно мы с Зоей сами сделаем. Строительный материал под руками. На мраморном карьере крошку нам дадут, выпросим, а на мозаику вполне пойдут разбитые узбекские блюда — ляганы, горшки, пиалы, чайники — их за столовой сколько угодно собрать можно.

Глеб не сдержал улыбки и отвернулся, чтобы не смущать парня.

— У нас есть дополнительные мысли и по поводу озеленения и обводнения двух микрорайонов, — продолжал Толя. — Традиционные арыки — грязь. Нужна система: бассейны — фонтаны — бетонированные канавы. Нужно обязательно украшать глухие торцы зданий, тогда и они смотрятся. Сообщили в Питер… А еще мы думали, здорово было бы привезти в город валуны, хотя тут нет, наверное, валунов, ну большие обломки скал и набросать их где-то на улицах, площадях, в скверах. Есть у нас идеи и насчет столовой, но, — спохватился он, — о них, пожалуй, рано.

Глеб вспомнил: когда они сидели с Натальей Петровной в столовой, она сказала, что эту столовую вполне можно реконструировать и превратить в приличное сооружение. Значит, это не были слова, произнесенные впустую. Архитекторы продолжают думать об этом, хотя в обязанность архнадзора это и не входит. Работают интересно, умно, самозабвенно, — молодцы.

— Вам нравится здесь? — спросил Глеб. — И вам лично, и другим вашим товарищам?

— После того как, окончив институт, я поступил на работу в проектный институт, определенное время я, конечно, рос. И Зоя тоже. Потом почувствовали: начались отсидки на работе, голое рабочее черчение. Архитектор должен быть связан со строительством, обязан мыслить шире даже, чем художник, потому что художник мыслит в двух плоскостях, а архитектор — в объеме… Услыхал я, что Попов набирает группу в Азию, посоветовались мы с Зоей и попросились: никогда здесь не были — интересно, а кроме того, конечно, надоело смотреть на мертвые чертежи. А тут что хорошо? Сообразили мы с Зоей мозаичное панно, при случае сами и сделаем. Простор!

— Понимаю, — сказал Глеб. — Я сам когда-то так начинал.

Тут открылась дверь и вошла Морозова.