Владимир Домашевич - Студенты последнего курса

Вдруг он остолбенел на миг. Что такое? Неужели ему показалось? Неужели это Галя? Она... Но с кем? Летчик. Лейтенант! Ух, какой парень! Он повел ее под руку из коридора в спортзал. Заиграл оркестр, и молодежь из ко­ридоров и площадок хлынула в зал — танцевать.

Русинович повернул назад, постоял у окна, но ничего не слышал и не видел. Он был занят только одной мыслью: серьезно это или ее новый каприз?.. В конце концов, что ему до того? Он же хотел закончить всю эту историю. Так чего же он теперь вскипел? Ему стало так жарко, что он зашел в туалет, открыл кран и подставил голову под хо­лодную обжигающую струю. Сразу стало легче. Русинович достал расческу, перед зеркалом причесал черные, бле­стящие, как от бриллиантина, волосы, минуту вглядывал­ся в нахмуренное, будто чужое лицо.

Неожиданно рядом с его лицом выросла круглая, как футбольный мяч, голова, широкие плечи грузчика. На лице — кривая, неестественная улыбка.

— А-а-а, Русины... Станция возле Баранович.

Русинович резко обернулся.

— Откуда же вам известны Русины? — спросил он сухо.

— Мне все известно,— самоуверенно сказал незнако­мец.— Мне даже известно, что ты, Русинович, сейчас бу­дешь лежать тут пластом... — Его слегка водило из сторо­ны в сторону.

— Ага, наемник! — догадался Русинович, вспомнив компанию Краски.— Это мы посмотрим...

Он напрягся, как стальная пружина, готовый в каждую минуту отбить удар. Злость, бушевавшая в нем, как только он увидел Галю с летчиком, перекинулась теперь на этого вот подонка, который за чарку водки станет сейчас выби­вать ему зубы и ломать ребра. Нет, это мы еще посмотрим. «Не надо только подпускать близко, у него, видать, мерт­вая хватка»,— промелькнуло в голове...

«Теперь ты тут полежи пластом»,— злорадно подумал Русинович и вышел в коридор. Сильно стучало сердце да болела правая рука в плече — вывихнута, что ли? Да что рука? Развязка могла быть совсем иная. Ему просто по­везло.

Что же теперь? Его потянуло к людям — в зал, где танцевала молодежь.

Но прежняя возбужденность прошла, он начал жалеть о случившемся. Неужели это только потому, что вылетел хмель из головы? Может быть... Он уже хотел идти в бу­фет, но вдруг кто-то потянул его за руку. Русинович по­думал, что это кто-то из своих ребят, так как весь вечер он если их и видел, то не больше минуты. Но, оглянув­шись, узнал Галю. Она шепнула на ухо:

— Пригласи меня на следующий танец. Мы будем у дверей.— И исчезла, растворилась в толпе.

Что за странный вечер? Рой мыслей пролетел в его голове, пока он стоял у дверей и с нетерпением ждал, когда снова появятся Галя с лейтенантом. Он безучастно оглядывал всех, останавливая взгляд на девушках, кото­рые хоть чем-то были похожи на нее. Как она умела пере­вернуть в его душе все вверх ногами! Он готов был про­стить все ее выходки за эти теплые, ласковые слова. Но... Сколько было таких моментов! Сколько раз он верил, что все будет лучше!..

Но вот и они. Летчик ведет её под руку, что-то шепчет на ухо, он раскраснелся, на лоб спадают светло-русые волнистые волосы. Зато она отворачивается от него, хмурая, и летчик, видимо, хочет развеселить ее, но это ему не удается, он, видимо, чувствует себя виноватым перед ней.

Знакомая до мелочей картина!

Они остановились недалеко от дверей. Русинович сле­дил, не пройдут ли они в другое место. Все время взад-вперед сновали люди, заслоняя собой тех, кто интересовал Русиновича. Куда-то подевались свои ребята. Неужели стоят с девушками по темным углам в коридоре? Или, может, снова засели в буфете?

Заиграл оркестр, молодежь хлынула из коридора в зал, к девушкам подходили парни, кланялись и шли танцевать. Русинович заволновался: а что, если кто пригласит Галю? Или она пойдет танцевать со своим лейтенантом? Но раз она обещала, то что-то придумает, у нее это выходит очень просто и даже забавно.

Вот если бы ему хоть немного таких качеств! Наступая людям на ноги, Русинович пробрался к месту, где стояла Галя, неумело поклонился, обратившись к летчику с просьбой отпустить на танец даму. Летчик буркнул «по­жалуйста», сжал губы и побледнел. Или это Русиновичу только показалось?

А Галя хитровато усмехнулась, взяла Русиновича под руку и сама повела его сквозь толпу в центр зала, к елке, где уже, как в водовороте, кружились пары.

Играли быстрый и мелодичный фокстрот, ноги сами понесли Русиновича по кругу, он осторожно обхватил Га­лю за талию, слегка прижимая девушку к себе. Она будто не чувствовала этого, и Русинович почему-то подумал, что сегодня он нужен ей. Они кружились долго, у него все мелькало перед глазами — молодые лица с улыбками на губах, голые девичьи руки, тонкие талии, пышные груди, елка с блестящими игрушками тоже начала кружиться в хороводе. Что-то сказочно-романтичное было в этом по­лете, в праздничных радостных звуках фокстрота, в сла­женном ритме десятков ног. Хотелось, чтобы не было кон­ца этому легкому быстрому танцу, чтобы мир был заполнен только им одним; казалось, что вокруг тебя такие чудес­ные, милые люди, что сердца их переполнены только чувством любви к ближнему, что нет больше ни измены, ни злобы, ни страдания. Действительно, как много теряет тот, кто не научился танцевать!

Галя молчала, добрая тихая улыбка не сходила с ее губ, а когда Русинович заглядывал девушке в глаза, она улыбалась ему ласково и открыто. Давно Русинович не видел ее такою...

— Ты в галстуке,— шепнула она тихо.

Русинович усмехнулся.

— Он тебе к лицу. Особенно к твоим усам...

— Не верю.— Он крепче прижал ее к себе.— Зачем ты пришла на нашу елку? — Он сделал ударение на слове «нашу».

— Мне захотелось увидеть тебя...

— Не верю.— Русинович покрутил головой,

— Поверь...

Оркестр перешел на бешеный темп, все танцоры, как заведенные, тоже заспешили,— это означало, что танец кончается. Действительно, музыка оборвалась, наступила непривычная тишина.. Русинович и Галя остановились у дверей, оба невольно взглянули на то меето, где недавно стоял летчик. Его там не было.

— Он что — улетел? — с намеком спросил Русинович.

— Пускай летит. Он мне надоел. Я не могла от него отвязаться.

— Пойдем в буфет,— предложил Русинович.

— Пойдем. Я хочу пить.

В буфете была большая очередь, но тут его выручила сама Галя:

— Долго ждать...

Они снова вышли в коридор.

— Пойдем к нам.

Русинович удивленно взглянул на нее, будто не узнавая.

— Что так смотришь?

— Не понимаю...

Они подошли к дверям в темную половину левого кры­ла, Галя достала ключ из сумочки и подала ему. Только теперь он понял, что в их общежитие можно проникнуть через эти двери, которые обычно бывают все время запер­тыми, так как они отгораживают учебное крыло от жи­лого.

Он тихо повернул ключ в замке, с каким-то незнако­мым чувством, почти со страхом пропустил ее вперед, по­том вошел, сам и запер дверь, Тут, за дверью, было тихо, даже мрачно, голоса с площадки едва проникали. Осто­рожно ступая, они пошли в конец коридора.