Владимир Домашевич - Нимфа

— Водитель! Остановите, пожалуйста!

Но тот, видимо, не расслышал и резко прибавил ско­рость. Капитан беспомощно упал на сиденье, оглянулся. Женщина, рассмеявшись, помахала вслед рукою — словно ему, капитану.

Оглушенный, подавленный видением, промелькнув­шим перед ним и тут же растаявшим, капитан откинулся на спинку сиденья и прикрыл ладонью глаза. Он был зна­ком с молодой женщиной в красном.

2

Тогда Пашка Корицкий был на втором курсе. Счастли­вая пора его жизни только начиналась, и он полагал, что ей не будет конца. Стал он студентом без всяких уси­лий — школу окончил с серебряной медалью. Отец хотел, чтобы сын пошел по его следам, поступил в политехниче­ский, стал механиком. Отец работал шофером. Пашка тоже был неравнодушен к машинам, на отцовском грузо­вике ездил довольно лихо, знал все гайки и винтики, не раз помогал отцу в ремонте. Но потянуло на филфак. Еще до этого тайком сочинял стихи, мечтал стать поэтом.

Первый курс дался на удивление легко, не заметил, как и время пролетело. Пашка подружился с ребятами, уже не скрывал своих поэтических упражнений и носил стихи в редакции молодежных газет. Изредка его даже печатали. Друзья подбадривали парня, предсказывали ему большие успехи, а он пьянел от похвал, временами даже верил в свою будущую литературную славу,

Начались занятия на втором курсе. Как «бывалые» студенты, пошли однажды поглядеть на новичков. И вот тут Пашка, как говорится, попал в сети. Он и не предпо­лагал, что девичья краса обладает такой силой. До того памятного вечера он полагал, что все девчата как девчата, лишь изредка сердце его на ласковый девичий взгляд от­зывалось необычным перебоем. Но тут же гнал прочь искушения, не думал о своих чувствах, брался за учебни­ки — и все проходило.

На этот раз, однако, с ним произошло что-то совсем иное. Как говаривали герои античной литературы, стрела Амура навылет пронзила сердце парня, едва только тот кинул глазом на красавицу. Это была необыкновенная де­вушка, какое-то неземное существо, совершенно отличное от всех остальных, которые не вызывали в его душе осо­бых чувств. И вот он, студент второго курса, увидел ее в аудитории среди первокурсников. Уже одно это обстоя­тельство, казалось, должно было придать ему смелости. Но этой смелости как раз и не хватало Пашке. Молодежь знакомилась: расспрашивали друг друга, кто откуда при­ехал, шутили, смеялись. Лишь Пашка Корицкий стоял в растерянности, не в силах вымолвить слова, ступить шага. Ноги будто приросли к полу. До его слуха долетел ее звон­кий смех. Он увидел ее белые ровные зубы, искристые глаза, розовые щеки. Казалось, ее лицо в обрамлении свет­лых волос излучало какое-то особое сияние, от которого кружилась голова и на сердце становилось легко-легко; хотелось вскрикнуть от радости. Фея, нимфа, русалка — с кем еще можно было ее сравнить?

Зазвенел звонок, студенты из коридора шумною гурь­бою стали вливаться в аудитории, рассаживаться по своим местам.

Пашка сел за свой стол в третьем ряду, приготовился слушать лекцию по литературе средневековья — о рапсо­дах, миннезингерах, сагах. Даже пытался записывать за преподавателем, но ничего толком не получалось. Все мысли были заняты светловолосой красавицей. Он видел ее улыбку, белоснежные зубы, живые искристые глаза, видел длинное сиреневое платье, перехваченное в талии широ­ким белым поясом, видел на тонкой шее сверкающую нитку бус, стройные ножки в туфельках на тонких каб­лучках, отчего девушка казалась стройнее. Грациозные движения, очертания девичьей груди — все это живо сто­яло перед глазами.

Как познакомиться с нею, что предпринять, чтобы она обратила внимание? Да и что он для нее?.. Деревенский пастух, колхозник, сын шофера... Потом — внешность. Он никогда не считал себя красивым. Невысокий рост, вих­растый русый чуб, острый нос, полные, будто припухшие губы, по-деревенски красные щеки, широкий упрямый лоб, серые маловыразительные глаза — все это казалось ему очень заурядным. Разве он может понравиться такой красивой девушке? А сколько вокруг ребят — симпатич­ных, остроумных, хорошо одетых, умеющих и рассмешить, и комплимент сказать... Ему ли с ними соперничать?

С того дня Пашка стал сам не свой. То решительно гнал мысли о нимфе и накидывался на учебники в библио­теке, то вдруг становился задумчивым, неразговорчивым, начинал следить за своей внешностью — ежедневно на­глаживал брюки, до блеска чистил башмаки, даже купил два галстука...

Ребята замечали все это и за глаза тихо посмеивались, при нем же молчали, чтобы не разбередить человеку душу неосторожным или грубым словом. Ведь парень был уве­рен, что никто и не догадывается о его переживаниях — никому слова не было сказано. Но вот однажды у себя под подушкой он обнаружил записку, в которой крупными печатными буквами было надмсано: «Живулькина Веро­ника Ивановна, первый курс филфака, минчанка, улица Толстого, 21».

Пашку будто током ударило. Стоял, бессмысленно уста­вившись на записку, и думал: что это? Судьба? Но зачем судьбе подгонять события? И вообще, каким образом ре­бята узнали о его потаенных мыслях? Неужто во сне проговорился? Пашка глянул по сторонам, словно боясь, что кто-то наблюдает за ним, торопливо сунул записку в кармашек пиджака, схватил шапку, старенький свой плащ и выбежал на улицу.

Хотелось побыть одному, спокойно все обдумать. «Как быть дальше? — рассуждал он.— Может, пойти к ней и открыто во всем признаться? Нет, не хватит смелости...

А может, пусть все идет как идет?.. Тоже не лучший выход. Кто знает, выпадет ли случай побыть с нею наеди­не и поговорить обо всем. Правда, до конца учебы еще далеко, время терпит. И все же надо что-то предприни­мать, тянуть нельзя. Может, посоветоваться с ребятами? Ведь не зря подсунут адрес Вероники. Мол, не спи в шап­ку, можешь остаться с носом! Советовать, конечно, легко, лечить чужие раны готов каждый, а самого прижмет — хоть плачь, хоть кричи, никого не дозовешься...»

Ноги, казалось, сами несли Пашку по людным улицам. Он и не заметил, как очутился у биологического корпуса, где размещалась библиотека. Сколько вечеров просидел он там — еще с первого курса... Он любил строгую тишину большого читального зала, где сотни студентов — парней и девушек — сосредоточенно и упорно постигали науку.

Пашка глянул на часы. Было ровно девять. Многие студенты уже сдавали книги и выходили. Одни возвра­щались в общежитие, другие еще прогуливались по слабо освещенным улицам города, делились новостями, безза­ботно смеялись, кто-то спешил в кино на последний сеанс.

Пашка задержался у дверей и молча провожал взгля­дом выходивших студентов, обращая внимание на дев­чат,— искал ее. В том, что он узнал бы Веронику в любом случае, не было никакого сомнения, будь она даже одета деревенской бабкой.