Борис Романов - «Пане-лоцмане» и другие рассказы

Лоцман выпрямился, стукнул кулаком в подволок, но Семен Степаныч выпятил грудку и пошел на него:

— Я отстраняю вас-с-с!

…Всего минуту назад вселенная почти было разверзлась под капитаном Зерновым.

— Малыш, — сказала по радио Евдокия Якимовна, — я возмущена, Малыш. Можно подумать, что они тут не только работают, но и отдыхают тут, на берегу этого своего моря… Ты меня понимаешь?..

— Нет, Дусёныш.

— Увы, зачета по трубе не будет… Малыш, найди причину, почему ты сейчас не у причала в этом противном порту. Вескую причину. И не по вине…

— А как же… А как же Новый год?

— Ничего. Продлим разлуку на несколько часов. Производство в этот момент важнее личного счастья, Малыш. Будь предприимчивым и мужественным!

Так было всего минуту назад, но теперь, закусив чуингам, Семен Степаныч неудержимо шел вперед. Судно было поставлено на якорь, капитаны буксиров, попробовавшие бунтовать, — были укрощены так же, как и Тебеньков, и, памятуя раздел «Навигационных рекомендаций»: «…предложения, сделанные на основании неполной информации, могут быть опасными, и их следует избегать», — Семен Степаныч потребовал медэкспертизы для виновников простоя судна, а старпому и рулевому Мустафе Мефистоеву приказал написать свидетельские показания.

Все было ясно и явно: пайлот сначала то и дело хватал воздух разинутым ртом, бегал на ботдек и перевешивался за борт, а потом вообще изнемог, ушел в лоцманскую каюту и затих там, и буксиры помалкивали в ожидании мер.

Бегая на мостик для переговоров с берегом, Семен Степаныч попутно обследовал забытую лоцманом на вешалке шубу, но искомого цилиндроконуса не обнаружил. Исчезновение вещественного доказательства лишь на миг огорчило Зернова — от шубы шел безусловный запах C 2H 5OH: этилового, то есть винного, спирта.

Настроения Семена Степаныча не испортил даже явившийся вместе с комиссией красноносый очкарик, дежурный капитан портнадзора, который вызвал в кают-компанию помятого новогодней ночью лоцмана и приказал ему при всех:

— Гаврилыч, дыхни! Да не на нос, носом я все равно ничего не учую, а на очки!.. Видите?! Видите — они даже не запотели! Так что…

Семену Степанычу были известны эти автолюбительские штучки, и он, пренебрежительно чавкнув, спокойно подписал акт о двух обнаруженных таможенниками бесхозных номерах «Плейбоя».

Желающих пойти свидетелями в поликлинику оказалось премного, были это все рвущиеся в «Трансфлот», к женам, но Семен Степаныч отобрал из них только старпома и вовсе не желавшего ехать в мороз рулевого Мустафу Мефистоева, мудро рассудив, что, давши письменные показания, по устным не плачут.

Ночью дважды выходила на связь заботливая Евдокия Якимовна, сообщала, что дозвонилась до Северо-Запад-Юго-Востокска, что там неудачей с зачетом недовольны, но все действия капитана Зернова по защите интересов пароходства одобряют. Тройка с плюсом.

Густейший туман липко обволакивал окна мостика, хриплые гудки судов едва пробивались до слуха и при этом всякий раз неприятно царапали зерновскую душу, тем более что на душе у него тоже было липко.

«А кто я такой? — думал он. — Всего-навсего капитан крупнотоннажного судна, средне-большой человек. Я не начальник пароходства, не писатель и не директор колхозного рынка. Меня может трясти гораздо больше людей, чем трясу я… У лоцмана Тебенькова будут неприятности, но не больше, чем у меня! Мы оба с ним жертвы. Для благополучия нам обоим не хватило всего одной выгруженной трубы… Как! А экипажу? А фирме?! А, может быть, всему министерству?!! Может быть, всей стране не хватило отметки о выгрузке одной трубы… Элементарного, ни к чему не обязывающего, зачета. И где же тогда справедливость, если вся эта трагедия должна сваливаться на одного капитана Зернова?»

К утру вышел на связь старпом, доложил, что все жены «Затонска» уже на проходной, что с экспертизой полный порядок и что он ждет в портнадзоре прибытия местных высоких властей.

Затем снова явился на катере красноносый капитан портнадзора Гуськов и вежливо попросил Семена Степаныча прибыть вместе с ним к капитану порта.

— Как же я могу оставить судно в этой обстановке?

— Не возражайте. Кроме Тигры… э-э… капитана порта, вас ждет сам Аз Азович, который будет сообщать о расследовании инцидента наверх. Итак?

— А где мой старпом?

— Матроса я привез. А старпом исполняет свой долг, стережет Тебенькова. Одевайтесь теплее.

Семен Степаныч покосился на демисезонное пальтишко Гуськова, вспомнил лоцманскую шубу и взял свою элегантную, подбитую ветром, куртку.

От причала Павел Яковлевич вел его извилистой тропой между терриконами руды и хеопсовыми пирамидами газовых труб, уходящими из тумана в облака.

— Навигация начнется — все мигом на Тюмень уйдут, — сказал, кивнув на трубы, Гуськов, но Зернов ничего не ответил, потому что ноги его заледенели в чикагских мокасинах с прошвой.

Капитан порта сидел за столом, украшенным букетом вымпелов судоходных компаний, Аз Азович, которого Зернов знал по нескольким совещаниям, посвященным безопасности мореплавания, сидел поодаль в кресле и похлопывал рукой в больших нашивках по журнальному столику, опять же таки украшенному букетом национальных флажков, а старпом стоял навытяжку у дверей. Вид у всех троих был сосредоточенный.

— Читайте, — вместо приветствия капитан порта протянул Зернову пачку листков. — Вот акты на пробу Рапопорта. Вот анализы крови. Читайте!..

Семен Степаныч взял листки, и руки его задрожали.

— Не понимаю…

— Читайте заключение, — сказал Аз Азович, — остальное — для специалистов.

— That is very odd, — прошептал, прочитав заключение, Семен Степаныч, — это очень странно…

— Так вы поняли, капитан Зернов, что мурманские лоцмана не пьют?! — усилил капитан порта формулу Павла Яковлевича Гуськова.

— Что же вы говорите! — в отчаянии прошептал Семен Степаныч.

— Что я говорю? Я говорю то, что говорят официальные документы! А что говорите на весь Союз вы? Старпом, вы присутствовали на анализах лично?

— Так точно, — по-военному ответил старпом, — я уже доложил Семену Степановичу, что с экспертизой все в порядке.

Зернов безмолвно опустился на подставленный дежурным капитаном портнадзора стул.

— Отдышитесь, — сказал, подымаясь, Аз Азович. — Я предоставляю вам возможность — хоть на коленях! — извиниться перед лоцманом и капитанами буксиров. Еще не хватает нам новогодней забастовки! Отдышитесь… Капитан не может быть менее правым, чем лоцман. Я полагаю, произошло недоразумение… без умысла. Всем — до свидания! Надеюсь, Юрий Леонидович, сегодня больше не будет ничего этакого во вверенном вам порту?..

…Когда «Затонск» под проводкой лоцмана Тебенькова швартовался к назначенному причалу, дородная Евдокия Якимовна Зернова лично принимала швартовы вместе с береговым матросом Дмитрием Химитричем, а экспансивные затонские жены, пришедшие встречать мужей, несмотря на мороз, в легких северо-запад-юго-восточных сапожках, кидали на высокий заиндевелый борт яркие оранжерейные цветы.