Кирилл Столяров - Разные люди

— Вениамин Анатольевич, — недовольно протянул Алексей.

— Вениамин Анатольевич, продолжайте, — попросила Таня.

— Я старше всех вас, и мой образ мыслей во многом не совпадает с вашим. Алеша достаточно долго знаком со мной и может подтвердить, что я оптимист и отнюдь не меланхолик.

— Но сейчас я бы такой справки не выдал, — вставил Алексей.

— Не спорю с тобой. А теперь, раз уж девушки проявили любопытство, я попытаюсь кое-что вам объяснить. С некоторых пор каждый человек, едущий с ярмарки, эпизодически испытывает ощущение расставания с окружающим миром. Влюбленные парочки на садовых скамейках действуют на нервы, потому что все это — уже не для тебя, захватывающий дух спуск на горных лыжах — тоже… ну и прочее в том же духе. Но это еще цветочки, а есть и ягодки. Когда смерть внезапно хватает кого-нибудь близко от тебя, рядом с тобой, невольно задумываешься: награды, чины, почести, деньги — к чему они?

— Ну уж вам-то рано думать о смерти, — бодро заявил Алексей.

— Как сказать. Михаил Кузьмич Янгель умер в шестьдесят лет, Сергей Павлович Королев — в пятьдесят девять, Александр Андреевич Расплетин — в пятьдесят восемь, а Георгий Николаевич Бабакин не дожил трех месяцев до пятидесяти семи. Эта статистическая выкладка тебе ни о чем не говорит? — Ленинградец сделал паузу. — Молчишь… А мне говорит, что я на ближних подступах к опасной зоне.

— Эта мысль часто приходит вам в голову? — спросила Таня.

— Обычно мне некогда думать об этом. Но иногда она, увы, проявляется во всей своей сути. Видите ли, Таня, когда сидящий рядом с вами молодой человек еще агукал и учился выговаривать слово «мама», я был штурманом на пикирующем бомбардировщике и навсегда запомнил ощущение, которое испытал в 1943 году, попав в огневой заслон над целью в районе Курска. Казалось, минуту назад не было никакой войны, светило солнышко, кругом — синь безбрежная, а над тобой — надежная крыша из истребителей сопровождения. И вдруг — плотное кольцо разрывов зенитных снарядов, так что все небо в крапинку. Вот примерно такое же ощущение у меня при мысли о жизни и смерти. Я двадцать третьего года рождения, и мой «Петляков», — тут Вениамин Анатольевич похлопал себя по левой стороне груди, — вошел в зону интенсивного заградительного огня.

— Спеть вам частушки? — неожиданно предложила Рая. — Хотите?

— С удовольствием, — любезно ответил Вениамин Анатольевич.

— С удовольствием — дороже! — выпалила Рая.

— Не понял? — заметил он.

— Это шутка! — Рая подмигнула ему и звонко пропела с десяток куплетов донельзя примитивного содержания.

Алексей громко расхохотался, Таня опустила глаза, а на лице ленинградца промелькнула тень улыбки, вызванной, вероятно, не самими частушками, а крутым поворотом беседы. Между тем довольная успехом Рая тут же выложила засаленный от длительного употребления анекдот про сумасшедшего.

Таня вполголоса обратилась к Вениамину Анатольевичу:

— Вы не любите анекдоты?

— Почему вы так думаете?

— Вы ни разу не засмеялись.

— Шутки шуткам рознь, — с усталой полуулыбкой ответил ленинградец. — Душевные заболевания — не лучший повод для смеха. Понимаете, Таня, я — инженерный человек, до чертиков замороченный работой, и все эти байки не застревают в моей памяти. Я избирательно запоминаю лишь то, что действительно необходимо.

Наблюдая за ним, Таня мало-помалу утвердилась в мысли, что у Вениамина Анатольевича случилась большая беда, свалившаяся, судя по всему, как снег на голову, что встретил он беду по-бойцовски, без дрожи в коленках и без криков о помощи, что не дал вырваться наружу отчаянию и что он неотступно думал о другой, меньшей беде — смерти Матвеева, чтобы отвлечься от той, большой.

Ровно в десять Алексей поднялся из-за стола и начал прощаться. Рая незаметно пожала Танин локоть, и Таня тоже собралась уходить. Вениамин Анатольевич поблагодарил их за компанию и проводил до лифта.

В лифте Алексей в упор посмотрел на Таню и небрежно спросил:

— Довольна?

Она кивнула головой. А что, собственно, он хотел услышать? Что она в диком восторге? По правде сказать, ей понравился Вениамин Анатольевич, причем отнюдь не потому, что он был каким-то крупным деятелем. Просто в те немногие минуты, когда он становился самим собой, Тане казалось, что гость из Ленинграда интересен и привлекателен. А сущности Алексея она вообще не уяснила. То ли он был недалеким, то ли из карьерных соображений последовательно играл роль организатора развлечений при Вениамине Анатольевиче. Во всяком случае, на фоне ленинградца он выглядел букашкой, живущей бездумно и беззаботно.

На улице Алексей посмотрел по сторонам в поисках такси и как бы невзначай обронил:

— Махнем ко мне?

— Нет, я — домой.

— А может быть, все-таки поедем? Время еще детское! Угощу вас отличным кофе по-турецки, и коньяк у меня получше, чем у Вениамина свет Анатольевича. Что вы предпочитаете — «Мартель» или «Наполеон»?

— Не уговаривайте меня, это бесполезно.

— Танечка, не знаю, как вы, а я панически боюсь спать один.

— Заведите добермана или немецкую овчарку.

— Ну, как хотите, — с обидой произнес Алексей.

Таня молча свернула за угол.

Наутро, по дороге на работу, Таню окликнули в метро. Услышав свое имя, она обернулась и нежданно-негаданно очутилась нос к носу с бывшей сокурсницей Леночкой Гречишниковой, которую не видела буквально со студенческих времен.

— Ой, Танюша, как я рада! С ума сойти! Глазам не верю! — Располневшая Леночка была заметно возбуждена и чуть-чуть задыхалась. — Гора с горой не сходится, а человек с человеком… Куда ты запропастилась?

— Никуда.

Таня отвечала без всякого выражения. Не то чтобы она ничуть не обрадовалась при виде Леночки, напротив, ей всегда было приятно встречать старых знакомых, однако сегодня, прямо скажем, такая встреча пришлась некстати. Зная, что вечером ей предстоит выход на овощную базу, Таня напялила на себя старье и сейчас испытывала вполне понятную неловкость.

— Где ты? Что ты? У тебя семья, муж, дети? Рассказывай!

— Муж? — Таня на миг скривила губы. — Это пройденный этап. С мужем я рассталась. Живу в Ивановском, вдвоем с дочкой Иринкой. Ей восьмой год, она школьница. А работаю в лаборатории технико-экономических обоснований одного НИИ.

— А я, представь себе, начальница планового отдела огромного механомонтажного треста. Работы невпроворот, не вылезаю из командировок, управляющий душу из меня вынимает, так что волей-неволей приходится засиживаться там допоздна. Муж ворчит и ест меня поедом, но я не поддаюсь! — Леночка сияла, как сияет всякий человек, у которого все в порядке и которого прямо-таки распирает не столько от желания прихвастнуть, сколько от неодолимой потребности поделиться удачей и успехом. — Он у меня кинооператор, снимает уже третью картину о достижениях молекулярной биологии. Юрий Замараев — может, слышала?