Кирилл Столяров - Разные люди

«Лавочку прикроют, не могут не прикрыть, — в поисках спасительной лазейки напряженно размышлял Шкапин, — но, вероятнее всего, это произойдет не так скоро. Покамест горизонт чист и нет признаков надвигающейся грозы, а это значит, что я успею получить докторскую степень, прежде чем загорится земля под ногами. Должен успеть! В конце концов, у меня скромная лаборатория, каких-нибудь тридцать душ, кому втемяшится раздувать кадило из-за такой малости? Слов нет, пользы от нас — кот наплакал, но зато и вреда мы не приносим».

«Скромная лаборатория в тридцать душ? — сея панику, издевательски нашептывал внутренний голос. — А мало ли аналогичных? А? И почти все они едят, по сути, незаработанный хлеб. Ты же лучше других знаешь, что будущее за крупными научно-экономическими центрами в отраслях промышленности и в прочих сферах народного хозяйства, а все карликовые отростки обречены на гибель. Это тебя не озадачивает?»

Шкапина прошиб холодный пот. Несколько минут он просидел с закрытыми глазами, наглядно представляя, как рушится карточный домик его благополучия, а затем, мобилизовав волю, подавил в себе страх. Паниковать — это заведомо бесполезное дело! В его положении нужно не суетиться, а трезво взвесить все, так сказать, «про» и «контра». Вопрос стоит так: кто кого перегонит? Он — беду или беда — его? Или ему удастся завершить все дела и вовремя смыться с дырявой ладьи, прежде чем та опустится на дно морское, или он, фигурально выражаясь, окажется между молотом и наковальней. Как избежать беды? Выход только один — всемерно форсировать сроки! Во что бы то ни стало умолить директора института заслушать его доклад на совете не позднее конца года, в феврале-марте без проволочек, любой ценой провернуть заседание кафедры, чтобы получить допуск к защите, и штурмовать последний рубеж где-нибудь в четвертом квартале будущего года. Потом, конечно, придется еще год или около того ждать решения ВАКа, но тогда уже не так страшно, в случае чего можно навострить лыжи и до вручения докторского диплома. Он пройдет по конкурсу в вуз на должность и. о. профессора, немного погодя получит соответствующий аттестат, а вслед за тем и кафедру, так что милейшая Татьяна Владимировна угодила пальцем в небо, утверждая, что его, Константина Константиновича Шкапина, выведут на какую-то чистую воду!

Интенсивный аутотренинг принес свои плоды: Константин Константинович ощутил прилив энергии, приосанился, по привычке пригладил остатки волос и принялся добивать реферат, но не прошло и четверти часа, как его внезапно ошеломила мысль: Корсакова перескажет содержание их разговора Тананаеву, тот в мстительной ажитации состряпает анонимку в десяток высоких адресов, начнутся проверки, в институт зачастят разнообразные комиссии, лаборатория попадет под микроскоп, а он, Шкапин, будет застигнут врасплох! Как же это сразу не пришло ему в голову?

Леденящий страх сдавил сердце, по спинномозговому каналу проник в область таза и, не задерживаясь там, ринулся в ноги. Константин Константинович жалобно застонал и тихо произнес:

— Прикроют лавочку. Ей-ей, прикроют.

До середины дня Таня попеременно то сортировала содержимое своего стола, поражаясь обилию накопившегося там хлама и решая, что выкинуть, а что взять с собой, то выходила курить, а в обеденный перерыв отправилась в столовую.

— Татуленька, приве-ет! — окликнула ее Рая Ударова. — Подсаживайся ко мне.

Рая сидела в одиночестве и призывно размахивала рукой.

— Какие новости? — по-деловому осведомилась она, когда Таня выставила тарелки и отнесла пустой поднос к буфетной стойке. — Ну, выкладывай!

Рая говорила с улыбкой на лице, но по выражению ее глаз Таня догадалась, что та не в настроении.

— Все у меня, что называется, ни шатко ни валко, Раечка, поэтому выкладывать, собственно, нечего.

— Брось темнить! — Рая фыркнула от обиды. — Ты же увольняешься. Верно я говорю?

— Увольняюсь, — подтвердила Таня, прихлебывая борщ. — А ты откуда знаешь?

— Спроси лучше, кто об этом не знает. Ваш Левка еще утром прискакал к нам сам не свой и вопил, что Шкапин на пару с этим новеньким… как его?.. с Шурыгиным будто бы катят на тебя бочку и норовят сжить со света. — Рая допила компот и выплюнула в стакан абрикосовую косточку. — Небось врет?

— Тананаев в своем репертуаре! — Таня брезгливо поморщилась. — Интересно знать, зачем ему понадобилось полоскать мое имя в сплетнях? Я ухожу прежде всего потому, что мне опостылело бездельничать, а он…

— Нашла о чем тужить! — сквозь зубы процедила Рая. — Горбатого могила исправит. Куда?

— В монтажный трест, к подруге по Плехановке. Буду заместителем начальника планового отдела, если меня не забракуют.

— Умничка! — Рая достала из сумки зеркальце, не спеша осмотрела свое лицо, мизинцем пригладила левую бровь и вытерла салфеткой размазавшуюся в уголке рта помаду. — Где сегодня Ирина?

— У мамы. А что?

— Есть кое-какой вариантик. Если ты свободна, после работы можем подъехать в «Будапешт». Там остановился один добрый дядька из Еревана. Поболтаем, угостимся армянскими деликатесами и убьем вечер. Идет?

Таня продолжала есть борщ и ничего не ответила, испытывая противоречивые чувства. Она отнюдь не забыла, что дала себе слово впредь никуда не ходить с Раей, но именно сегодня, после звонка к Леночке и объяснения со Шкапиным, ей, по правде сказать, вовсе не хотелось уныло куковать в стенах пустой квартиры.

Рая уловила ее колебания и задумчиво добавила:

— Был у меня знакомый директор бетонного завода из Армении, за которого я чуть-чуть не вышла замуж. Его звали Сурик, Сурен. Неужто я тебе не рассказывала?

— Нет.

— Любил он меня, ох как любил! Задарил подарками, беспрерывно уговаривал переехать к нему в Ереван, да я чего-то струхнула. А потом он погиб в автокатастрофе, — Рая тяжело вздохнула. — Так Вартан Артавазович — ну этот, из «Будапешта», — он его ближайший друг. Как прилетит в Москву, так сразу звонит, чтобы повидаться и выпить за помин души Сурика. Такая у нас с ним традиция. Вот и сегодня намечается то же самое. Кроме меня, Вартан позвал племянника, летчика Аэрофлота, так что соберемся вчетвером. Я его разок мельком видела — в общем-то приличный парень, чем-то похож на Бубу Кикабидзе в «Мимино», только молчун. Оба они ничего особенного из себя не корчат, просто люди как люди.

«А что, может быть, в самом деле пойти? — размышляла Таня. — Простые, обыкновенные люди, которые ничего из себя не корчат…»

— Ну, Корсакова, решай, — поторопила Рая, вставая из-за стола. — Дело твое, я тебя не неволю.

— Знаешь, Раечка, я согласна.

— В полшестого жди меня у «бочки». Ну, до скорого!

В седьмом часу Таня и Рая молча шли по шумной, запруженной людьми Неглинке. Было ветрено, и с неба, кружась в свете уличных фонарей и тая на асфальте, сеялся мелкий, первый в эту осень снежок. Вот уже и зима на носу, отметила про себя Таня, ловя ладонью пушистые снежинки. Завтра она поедет к Леночке, познакомится с управляющим трестом и окончательно сговорится о переводе, а с будущей недели, если Шкапин почему-либо не затеет волынку, приступит к новой работе. Сперва будет трудно, потому что придется приноравливаться к напряженному ритму, но это отвлечет от неурядиц в личной жизни, позволит найти себя и…