Яков Ильичёв - Сиваш

— Поехала на мельницу, — пошутила мать. Она стояла, смотрела, как он, Олег, умывается, утирается. — Олешенька, я хочу домой, к нам…

Он ответил, что домой нельзя, дом занят мужиками. Мать рассердилась:

— А кто им разрешил!

За спиной матери кухарка поджала губы и сокрушенно, соболезнующе покачала головой, жалея выжившую из ума старуху барыню.

— Поедемте к дяде в Севастополь. Сейчас же и собирайтесь, — сказал Олег матери.

Она сразу согласилась, обрадовалась:

— К Танечке, к братцу, — поедем, поедем.

Обшарпанные поезда по неделям стояли на станциях. Без угля, без дров паровозы стыли на путях. Пассажиры покупали топливо в складчину и набивались в вагоны до смертной плотности.

— В карете, в карете поедем, — сказала мать, глядя, как Олег пьет кофе. — Помнишь, ты был маленький, мы ехали в Мисхор в большой карете, завтракали на травке, ты подходил к лошадкам, я боялась — укусят… Поедем, будем завтракать на травке, — болтала она.

— Сейчас, барыня, в карете плохо, зеленые грабят, — вмешалась кухарка. — Лучше в дилижансе. Людей больше и кучера с ливольвертами…

Дилижанс, по-южному открытый легкий домик на колесах, повезла четверка лошадей. Олег в штатском занял место с краю. Выехали за город, солнце было низко. Зажмурился, потом открыл глаза на сады, на домики, на весенние луга. Вдали, словно туманы, обозначились силуэты гор. Всех вершин выше кажется Чатырдаг. Под горизонтом лежала ровная степь — отдых глазу. Далее равнина пошла холмами. На северных, не освещенных склонах, на южных спусках балок широкие фиолетовые тени словно переползали с места на место… Въехали в Альминскую долину. Сады, сады в бело-розовой пене цветения. Будто пронизанные светом, облака спустились на землю. Можно было заплакать, такой призрачной и недоступной казалась жизнь вокруг. Видения цветущих садов будто дразнили…

Среди наполненных солнцем, тенями, птицами зеленых лесов дорога подошла к станции Приятное Свидание, к трактиру с таким же названием. Развлекавшиеся офицеры возили сюда на «гейшах» симферопольских девиц.

— Это имение графини де Мезон, — вспомнила мать.

За Альмой опять разостлалась степь на пятнадцать верст. На грязном выбитом шоссе попадались навстречу верховые с карабинами. Дилижанс обдавали грязью обгоняющие автомобили, в которых сидели жирные, с лоснящимися щеками спекулянты. Военные в английском требовали паспорта. Навстречу катились вереницы извозчиков. Наслушавшись рассказов о налетах «зеленых», ездили обозами.

В дилижансе Олег улавливал за спиной шепчущие голоса:

— Уверяю, они долго не продержатся. Разве они пришли жить, устраивать порядки? Они прибежали спасаться, как зайцы. Но они не зайцы. Они волки, отчаявшиеся волки. Знают, что им конец, и боятся. Вешают, пьют, развратничают… Россия такая большая, разве потерпит эту заразу?

«Хоронят, — холодея, думал Олег. — Впрочем, черт с ним со всем! Что будет — то будет».

Дилижанс неожиданно круто повернул и въехал в длинную, на пять верст, теснину между отвесными светло-желтыми скалами. По мглистому дну теснины, пересекая тени от высоких итальянских тополей, стремилась мутная Чурук-Су. Ее стиснули каменные глыбы, над ней нависли крепостные башни с бойницами. На узкой каменистой полосе, тянувшейся вдоль реки, белели татарские дома с крытыми галереями, мечеть, полуразрушенный дворец. А на обрывистых откосах, спадавших к реке, на камнях, на скалах — где попало — ярусами подымались в небо белые строеньица почти без окон, связанные тропинками — конный проедет, нагруженный ослик пройдет. Это был Бахчисарай, ханский, древний, укрытый от мира могучими скалами… Кажется, вот где можно спастись от времени.

Через древние ворота, обросшие мхом, выехали к мечети. Грохоча, пыля, дилижанс покатился по узкой улице мимо лавчонок. В них ковали, пекли, шили, продавали. Стучали молотки, шипело баранье сало, слышались высокие голоса. Казалось, что все люди здесь счастливы, и Олег завидовал им.

Пока кучер кормил лошадей, путники в лавчонке пили чай с вареньем. После чая мать в лиловой тени сладко подремывала. Олег и какие-то немолодые супруги бродили по ханскому дворцу, постояли у фонтана Марии Потоцкой, в темной молельне, в гулком зале ханского совета, возле облезлой купальни затворниц. Олег позавидовал людям, которые когда-нибудь пройдут по этим камням, как он, но только свободные от гнета неизвестности и постоянного ощущения тупика…

Садовые террасы, в «забвеньи дремлющий дворец», безмолвные дворы — все казалось скучным. Олег философствовал: ханская мечеть и ханское кладбище — владык последнее жилище — расположены рядом. А впрочем, общая могила или, как у хана, отдельное упокоение — не все ли равно? И не лучше ли быть вот таким забытым сторожем, который отворил калитку, провел на минарет и тотчас же протянул ладонь, прося денег?

Возле ханского дворца, у чугунных ворот с гербом Гиреев (два дракона сцепились в схватке), как в Симферополе у кафе «Доброволец», дежурила легкая коляска. По глубокой лощине, лесом, среди камней можно было проехать к Иосафатовой Долине Смерти, к подножию скалы с древним пещерным городом.

Олег поехал, велел гнать вовсю и скоро увидел хижины на утесах. Наверху, словно дымоходы, чернели дыры в камне, закопченном кострами. Эти жилища будто гнезда каких-то птиц. В них и теперь прятались люди, Вдруг перед глазами встал зажатый ущельем каменный монастырь с окнами, балкончиками, с церковью в пещере под навесом скалы. А напротив поднималась над пропастью отвесная высокая скала с узкими, крутыми, высеченными в камне ступенями. Лестница на небо… Олег бросился наверх, будто там спасение. Под облаками увидел толстые вечные каменные стены, железные ворота, за ними дремлющий каменный поднебесный город — двести домиков и молельню, которые свешивались в черную пропасть, неподвижных людей в длинных капотах, то ли мертвых, то ли живых, — караимов.

В этом странном городе на улице, идущей от ворот, сама скала служила мостовой; мостовая была гладкая, ровная, цельная — из одного куска. За столетия колеса повозок проделали в камне глубокие колеи — нога уходила в колею до колена…

Мелькнула забавная мысль: нанять носильщиков, принести сюда мать, вещи, навсегда укрыться здесь с караимами… К дилижансу он вернулся словно постаревший.

На другой день, слоняясь по Севастополю, Олег видел внизу рейд и бухты, на склонах белые домики Корабельной и Матросской слободок, доки и арсенал. Легкий парок подымался из Куриной, Голландской, Маячной балок. На рейде дымили скопища английских, французских, американских, греческих судов: крейсеров, миноносцев, канонерок и транспортов. Мальчишки подплывали, взбирались на палубу какого-нибудь корабля, выменивали ножички у моряков.