Яков Ильичёв - Сиваш

— Высшее общество, — продолжал дядя, — уже месяц толкует, кто будет правителем: Слащев или Врангель? В Севастополь к Врангелю приезжал от Слащева граф Гендриков, дескать, Слащев не понимает в политике, посему генералу Врангелю надо быть готовым к принятию власти. Врангель попросил Слащева помочь. Друг Врангеля епископ Вениамин и сенаторы явились к Слащеву. А тот заскрипел зубами: пусть Деникин сам назначает себе преемника. Пауки в банке! Ха-ха-ха!

Дядя показывал на бухту.

— А эта иноземная броня, думаешь, зачем? Нас защищать? Ха-ха! Они привезли из Новороссийска наши души, повезут нам пулеметы, бутсы, всяческое тряпье. А потом заберут у нас подчистую хлеб, уголь, нефть, железные дороги — всю Россию. Они обманывают не большевиков — нас. Они хотят взять Россию. Но шиш возьмут. Красные напрут и кончат эту комедию!

Олег во что бы то ни стало хотел поспорить с дядей, убедительно доказывал, что сейчас нужно навести железный порядок, прекратить грабежи, зверства и, главное, разобщение. Пусть нет идеи, но общая беда пусть объединит. Пусть новый могучий вождь объединит все сословия и двинет…

— В могилку, Олежек! — захохотал дядя. — Кончено, России нет. Мы теперь как иностранцы! Мы теперь попрошайки, спекулянты, менялы. Вон врач за тысячу рублей выдает убегающим из Крыма свидетельство о незаразности. А вчера ночью двое господ офицеров на нашей улице остановили штатского господина: давай десять тысяч рублей или спирта! Русские наши дворянчики гуляют по парижским бульварам, а здесь все сидят на чемоданах, все в панике, ловят слухи. На Россию всем наплевать… Все погибнет, Олежек, останется голое существо на голой земле. Дичаем! Скоро будем ходить вот с такими пушистыми хвостами! И бога нет. А если он есть, то дурак; довел до того, что все вверх тормашками летит в холодный мрак!

Тетка говорила, что все несчастья оттого, что нынешний год високосный… Тетка смертельно боялась вшей и холеры. Даже в дикую жару носила перчатки. Заставляла прислугу мыть дверные ручки, если за них брался чужой. На улице шарахалась от прохожих, особенно от солдат. Не дай бог, если встретился калмык! Возвращаясь с улицы, раздевалась догола, приказывала прислуге тщательно осмотреть платье. Страшилась ехать в поезде, даже на извозчике. Только на корабле, в море, чувствовала себя спокойно — моряки, известно, чистюли.

Тетка, хотя и в полном уме, но, как и мать Олега, ничего не понимала. Из гостей, с прогулок на бульваре приносила жалкие новости: графиня Воронцова-Дашкова пожертвовала две сажени дров для попечительской столовой; в магазине Иосифа Кайтмазова по высокой цене покупают бриллианты; пропала княжна Энчинас — двадцать тысяч рублей тому, кто укажет ее местонахождение…

Тетка сердилась на дядю за его ужасные пророчества и вместе с Олегом верила во Врангеля. Дядя потешался, готов был держать пари: монархист Врангель не будет главнокомандующим! На пятый день пребывания Олега в Севастополе дядя пришел домой из Морского дворца торжествующий, с ошеломляющей вестью: Врангель изгнан из Крыма!

Открытое письмо Врангеля, полное упреков в честолюбии, самомнении и в нелепой стратегии, сломило нерешительность правителя. Он уволил Врангеля со службы и предписал ему немедленно покинуть Крым. Это было вчера.

Нынче Врангель ночует уже в константинопольской гостинице, под магометанской луной. Союзники обеспокоены. В Феодосии на английском корабле происходят совещания в присутствии Деникина. В ближайшие дни решится, кто будет главнокомандующим.

Известие об изгнании Врангеля смутило Олега. Он уже было привык к мысли, что именно Врангель что-то сделает… Но, оказывается, все чепуха, выгнали — и кончено.

«Мы — в бездонном море грязи. Мы все — ничтожества, — думал Олег. — Тот господствует, кто беспощаднее и злее».

И все-таки здесь, в Севастополе, среди ночующих на улицах войск, среди толп, гуляющих на бульварах, среди огней, было куда спокойнее, чем в Джанкое с повешенными и с сумасшедшим Слащевым.

Из того, что было зимой, Олег с удовольствием вспомнил только дивчину, которая за Сивашом оттирала ему руки, ее лицо, овальное, как яичко, смуглое, веснушки на носу и ласковые, смеющиеся глаза, когда подносила молоко. Почему-то запомнилось…

Высоко над черной поблескивающей водной равниной потускнели звезды. Небо и море сделались серыми, зыбкими. В предрассветной мгле еще желтели огоньки корабля. Вот они поблекли, небо в зените и у воды тихо затеплилось, покраснело.

Вдруг из-за края моря в глаза рулевому матросу хлынул свет, огненные спицы кольнули небо. Оно засинело и открылось, большое, прозрачное, куда ни посмотришь — гладкое. Лишь под самым куполом валил, перекатывался бархатно-черный дым. Посинело и море, горизонты отдалились, безбрежная равнина расширилась — вся одного цвета. Лишь позади корабля, словно в котле, кипятились белые кружева. Со всех сторон из морского простора веяло холодом, после теплой каюты кожа становилась гусиной, только от пароходной машины струилось пахнущее нагретым маслом тепло.

Рулевой, крепкого сложения, с сильными плечами, светлыми глазами, спокойный английский матрос, прищурился на солнце, слегка откинул могучие плечи. Уголки губ весело дрогнули. Он у руля словно хозяин моря, неба, вселенной…

Военный английский корабль «Император Индии» шел из Константинополя к берегам Крыма. В большой офицерской каюте на диване под простыней вытянулась, как на параде, даже руки по швам, длинная фигура. Кудрявая голова на подушке младенчески склонилась к плечу. На свет лучей из иллюминатора вдруг открылись большие, умные, волчьи, напряженные, словно не спал, глаза. Это был генерал барон Петр Врангель.

Первая мысль бешено обрадовала. Он, вчера изгнанный, возвращается в Крым верховным правителем, вождем… Последние сутки дикая, торжествующая радость пожирала его, невозможно было заснуть.

Сердце колотилось — в каюте, что ли, душно, — накинул бурку, вышел на палубу к самому борту. Но вид моря и неба не оторвал от изнуряющих радостных мыслей. Не почувствовал ни прохладного воздуха, ни касания лучей. Под ветром распахивались тяжелые мохнатые полы, стоял как вбитый, чувствовал себя сверхчеловеком.

Дежурный офицер на вахте — его фигура неподвижно чернела у серой стенки, — рулевой с могучими плечами, матросы, спящие в кубриках, кочегары внизу у стучащей, пыхтящей машины — не знали, кого везут в Севастополь.

В эти минуты он даже не чувствовал благодарности к английскому правительству, к главе британской миссии генералу Хольману, хотя отлично знал, что в последние дни в Феодосии на английском дредноуте заседали союзники — в присутствии Деникина. Хольман и главы других миссий дали понять Деникину, что пора отправляться в гости к английскому королю, а правителем следует назначить известного, смелого, энергичного… Послали корабль за ним, Врангелем!