Рафаэль Альберти - Война начиналась в Испании

Слуга.

Бойцы Народной милиции.

Испания, июль 1936 года. Провинциальный городок с замком и резиденцией епископа.

Зал в родовом замке. В глубине — окна, по бокам — двери. Старое пианино, портреты конца века, на столике у стены изображение какого-то святого — покровителя семьи. Ночь. Слева появляется высокая фигура, идет, едва переставляя ноги: желтоватое лицо, седые волосы, серая, безликая одежда. Это, несомненно, Маркиз. За ним в нескольких шагах, с высоко поднятой головой, следует его сестра Хасинта: пышная дама, с приятными манерами, считающая себя очень умной. Маркиз падает в кресло. Сестра подходит и останавливается рядом.

Маркиз. Хватит, хватит… Зачем пришпоривать старого коня? Это жестоко и бесполезно, сестра. Жестоко и бесполезно.

Хасинта. У старости есть и хорошее.

Маркиз. Но не у моей. Я расстроен, я хочу лишь одного — покоя. Не хочу больше слышать эти голоса… Они смущают меня, но почему-то не возмущают.

Хасинта. Это возмутительно, что не возмущают!

Маркиз. Конечно, я признаю, что они мне мешают. Ты их слышала?

Хасинта. Надо быть глухой, чтобы не слышать.

Маркиз. Иногда они кажутся мне оскорбительными, несправедливыми. А иногда звучат как обвинение, у них много доводов, которых я не понимаю. Наконец, есть и такие, которые я воспринимаю как глас новой, самоутверждающейся знати, и тогда мне становится стыдно за свой герб.

Хасинта. Не могу слушать, когда ты так говоришь! Я отрекусь от нашей семьи! Уйду из этого дома! Возьму ружье и начну стрелять в дьяволов!

Маркиз( повелительно и сдержанно ). Спокойно, спокойно…

Хасинта. Скажи прямо, возраст здесь ни при чем. Просто ты всегда был ленивым.

Маркиз. Что правда, то правда. Думаю, что я родился не для того, чтобы обрабатывать землю.

Хасинта( возмущенно ). Еще бы.

Маркиз. И не для драки.

Хасинта. Если бы я была мужчиной!

Маркиз. Не говори глупостей… Нет, я не рожден для работы. Ни — надо признать — для власти. Ни для повиновения. Ни для того, чтобы учиться, получать знания…

Хасинта. В общем, ни для чего!

Маркиз. Ни для чего, да, ни для чего. Может быть, для того, чтобы наслаждаться жизнью. Но это, в конце концов, так скучно! Наслаждаться жизнью… Да знаем ли мы, что такое жизнь? Вот ты, например, знаешь? Можешь ли сказать, что знаешь?

Хасинта. Не нужно быть мудрецом, чтобы ответить. Жизнь — эта жизнь — ничто.

Маркиз. Ничто? Ты уверена? ( С удивлением, которое оказывается неожиданным для него самого. ) Ничто? Нет, это должно быть что-то. Только что? Мы забыли. Мы с тобой две маски или два пустых имени.

Хасинта. Да, ты, наверно, пустой, если только в тебе не сидит Люцифер… Наше имя… Нет, нет! Ведь мы последние отпрыски великого древа!

Маркиз. Сегодня у меня что-то нет желания кичиться. Я, пожалуй, скорее сухая ветка.

Хасинта. Мы — носители славы наших предков, и судьбы, и древних прав, которые было бы глупо позволить у нас отнять.

Маркиз. В принципе все это не больше чем тяжба за наследство. Да, конечно, мы наследники некоего имени и дохода…

Хасинта. И крови!

Маркиз. Хорошо, и крови.

Хасинта. Я всегда была против твоих поездок во Францию. Там ты потерял ту испанскую веру, ту чистоту души, которую завещали нам наши деды. Вот какое наследство ты растратил. А теперь его нужно восстановить! Иди ищи, собирай те крохи, которые, может, у тебя еще остались от нашей веры. Разве ты не чувствуешь, что Испания рушится? Не слышишь боевого клича тех настоящих испанцев, которые хотят ее спасти?

Маркиз. Я тебя не узнаю… Хочешь зажечь меня своими речами? Ну что я могу сделать? Я старый, усталый человек. Пожалуй, развращенный. Не буду с пеной у рта утверждать обратное. Но, кажется, их теперь прилично долбают…

Хасинта. Не употребляй этих ужасных слов. Ангелы-истребители не долбают. Они истребляют.

Маркиз. Ты, Хасинта, человек не нашего времени. Ты не знаешь… Сейчас время науки. Этих ангелов научили тевтонские и итальянские мудрецы. Я знаю, что убивают мертвых…

Хасинта. О чем ты говоришь?

Маркиз. Эта такая тонкая техника, чтобы охладить горячие, неопытные головы, требует больших специалистов… Когда видишь, как человек умирает, — это иногда возбуждает. А когда видишь надругательство над мертвым— бывает, возмущаешься. Но если такая операция повторяется с умом… Ты ведь, голубица, не представляешь себе…

Хасинта. Все это как-то непонятно. Не знаю, что ты имеешь в виду, да и знать не хочу. Нужно поднимать дух.

Маркиз. Я, должно быть, уже труп. Я тебя не понимаю. Поднимать дух!

Хасинта. Послушал бы ты Паскалина! Уж он-то укрепил бы твою веру.

Маркиз( удивленно ). А кто это — Паскалин?

Хасинта. Не задавай этот вопрос людям, тебя засмеют…

Маркиз. Паскалин, Паскалин… Что-то знакомое… Ну и?

Хасинта( доверительно ). Он здесь. В нашем доме — да-да, не удивляйся. Он заблудился и попал сюда случайно. Ехал из Мадрида. Хотел сразу же увидеть тебя, но я отложила встречу под тем предлогом, что ему нужно отдохнуть с дороги. А на самом деле потому, что хотела вначале поговорить с тобой. Мне стыдно за твои экстравагантные манеры, за эту вялость не ко времени. Я хотела, чтобы он увидел перед собой аристократа, отпрыска знатного рода, маркиза Пьедракемада. Но, наверно, напрасно я надеялась…

Маркиз. Мне следовало бы уже давно лежать в нашем фамильном склепе. Ну хорошо, я постараюсь.

Хасинта. Правда, обещаешь?

Маркиз, не отвечая, откидывает голову на спинку кресла, словно собираясь вздремнуть, и вялым жестом выражает свое согласие.

Хасинта( с радостным лицом на цыпочках подходит к двери, ведущей в соседний зал, зовет ). Паскалин!

Через несколько мгновений появляется молодой человек— бледный, корректный, безукоризненно одетый лицемер.

Маркиз( словно проснувшись ). Что это?

Хасинта. Это? Это Паскалин, новейший философ нашей старой Испании.

Паскалин. Нашей нетленной Испании. В отношении меня, пожалуй, вы любезно преувеличили. Разумеется, если говорить в узком смысле слова, в каком Сократ впервые его употребил, то я не вижу причин, которые мешали бы мне считать себя философом… ( Несколько удивленный жест Маркиза. ) Я хотел вам сказать, сеньор Маркиз, что я всего-навсего сторонник правды.

Маркиз. Я тоже, мой друг.