Рафаэль Альберти - Война начиналась в Испании

Себастьян. Кто ты? Что тебе здесь надо? Чего ты хочешь?

Нинья молча слезает с коня, затем снимает мешок, который тяжело падает на землю, так что все понимают, чт о в нем находится. Нинья, с пистолетом в руке, обращается к Себастьяну.

Нинья. Отнесешь его ( показывает на мешок ) туда наверх, ты знаешь — где сосны, и похоронишь рядом с моими; смотри, чтобы никто не узнал…

Себастьян. Нинья!

Нинья. Я не Нинья! ( Срывает с лица платок. ) Я — Мартинико. Нинья умерла вчера вечером. Ее убили. Она в этом мешке. ( Толкает мешок ногой .) Падре, мои братики остались совсем одни — без матери, без Ниньи. Возьмите их, пока те, другие, не забрали.

Священник. Я возьму их, Нинья, не беспокойся. Но тебе не годится поступать так, как ты поступаешь. Что это за одежда? Что ты собираешься делать? Отвечай!

Нинья. Я — Мартинико. Вчера вечером, когда мы шли за оружием, за нами следили… ( Замолкает, глядя на Фрай Жозе. )

Себастьяни Священник. Говори, говори, не бойся.

Фрай Жозе. Сегодня ночью из порта приехали несколько человек… французов, я хотел сказать… а также испанцев…

Себастьян. Так только говорится: «испанцев»…

Фрай Жозе. И беглых немцев… Они повстречались с вами, когда вы поднимались в горы, спасаясь от преследования. Ведь так, Мартинико?

Нинья. Да, так. То есть, наверно, так. Теперь я понимаю, почему… Но тогда… А где Тристан и командир?

Фрай Жозе. Арестованы, в деревне. Но мы заболтались. Нинья, если хочешь, давай поменяемся одеждой — у меня больше сил, чем у тебя, чтобы быть Мартинико…

Нинья. Сил, но не души! Эта одежда словно приклеена ко мне его кровью, теперь это моя кожа, мое тело. Ее можно отнять у меня только вместе с жизнью!..

Себастьян. Говорить бесполезно! Время уходит. Я знаю Нинью, падре. Она своего мнения не меняет. Скоро совсем рассветет, но нам ли бояться дня? Нинья, пойдем со мной. Отнесем это куда надо. К твоим. А потом помолимся за них. Ты и я. Нинья, мы возьмем эти четки и прочитаем им долгую молитву. Пошли.

Уходят. Конь идет за ними.

Фрай Жозе. Да благословит их господь!

Священник. Да поможет бог всем нам!

Входят Три девушки, они одеты по-деревенски, но так занесены снегом, что кажутся фантастическими существами. Говорят очень быстро, перебивая друг друга.

Три девушки. Падре! Правда, что Нинья умерла?

— Что ее убили?

— Что какой-то партизан тайно привез ее, чтобы похоронить?

— Это правда?

Священник. Это и правда, и неправда.

Девушка. Как это?

Фрай Жозе. Как все в этом мире — ни правда, ни ложь.

Девушка. Пусть будет правда или неправда, но скажите: Нинья жива или нет?

Священник. Наполовину: как ты и как я.

Девушка. Наполовину жива и наполовину мертва? Как дьявол?

Фрай Жозе. Как все.

Священник. Мы все находимся между живыми и мертвыми.

Фрай Жозе. Смотрите: если пойдете вверх вдоль стены, где лежит много снега, то, когда подниметесь наверх, на самый верх, к соснам, увидите перемешанные снег и землю… И свежую могилу… Помолитесь перед ней.

Девушка. А за кого нам молиться? За Нинью?

Священник. За нее… и за нас… За всех.

Священники Фрай Жозеуходят.

Три девушки

( говорят, сменяя друг друга )

Занавес

Конец второй картины

Большой зал, в которых обычно проходят заседания муниципальных органов или суда. Трибунал, состоящий из фалангистови Двух немецких офицеров. Полицейские, гражданские гвардейцыи т. п. Всего шесть или семь человек. Вердинегро, Тристан-макипод стражей, со связанными руками и заметными следами пыток. Какой-то секретарьвсе время печатает на машинке, отрываясь только для того, чтобы принести или отнести бумаги. В глубине сцены — большой балкон, который, видимо, выходит на площадь селения. Две (или больше) боковые двери. Старые стулья и столы. Все это грязное, носит явную печать насильственного разрушения. На стене — большой портрет Франко со скрещенными на груди руками; его видно отовсюду. Полдень. На столе, за которым заседает трибунал, стоят стаканы с вином и кофе с молоком. Клубы табачного дыма. Все тепло одеты, в головных уборах, кроме партизан. Громко разговаривают друг с другом, отчего в зале очень шумно. Наконец, Судьястучит рукой по столу.

Судья. Секретарь, запишите показания свидетеля.

Крестьянин( крупный мужчина, неуклюжий, говорит точно пьяный ). Я еще раз вам повторяю, что я его видел позавчера — этого Бердерона или Вердинерона ( смех ), или как там его зовут, — он выходил под вечер, а может, когда уже стемнело, из дома сеньора Священника…

Судья. Это ты уже говорил. А этого ( указывает на Тристана ) ты знал? Он тоже был с Вердинегро?

Крестьянин. Нет, сеньор Судья, Вердинегро был один.

Судья. Ты уверен? Смотри, говори правду, а то знаешь…

Крестьянин. Клянусь Пресвятой Девой, сеньор Судья, не вру!

Судья. Ну ладно. Пока хватит. ( Тихо говорит стоящему с ним рядом. ) Пусть всыплют этому болвану как следует, может, скажет что-то новое… Для дачи показаний был вызван сеньор Священник. Он пришел?

Крестьянинуходит в сопровождении двух охранников.