Джон Мильтон - Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай

«Какое горе – это все предвидеть!
О, лучше б я грядущего не знал
И нес лишь долю собственного горя,
На каждый день назначенную мне!
Тогда все то, что я сейчас увидел,
На много бы распределилось лет,
Теперь же на меня оно все сразу
Обрушилось, предвиденьем моим
Рожденное до срока! Пусть не ищет
Вовеки человек узнать вперед,
Что будет с ним или его потомством!
Он может быть уверен лишь в дурном
И бедствия предотвратить не сможет
Предвиденьем, а будущее Зло
Не меньше настоящего послужит
Ему к мученью. Но теперь о том
Заботиться, пожалуй, уж излишне:
Предостеречь уж некого; немногим,
Избегшим наводненья, предстоит
От голода и ужаса погибнуть
Среди пустыни водяной. Я думал,
Что с прекращеньем на Земле войны
И грубого насилья понемногу
Все к лучшему пойдет: настанет мир
И счастья много дней увидят люди;
Ошибся я и вижу, что не меньше
Их портит мир, чем ужасы войны.
Зачем все это так? Скажи, небесный
Руководитель мой: ужель теперь
Конец для человечества настанет?»

И Михаил ответил: «Те, кого
Сейчас ты видел в роскоши и блеске,
Когда-то были первыми в делах
Отваги и великих предприятий,
Но добродетель истинная им
Была чужда. Пролив потоки крови,
Различных много стран опустошив
И покорив народы, славу в мире,
Добычу, власть они приобретут;
А после наслажденьям предадутся,
В излишествах погрязнут, в лень впадут,
А вскоре нрав их гордый и причуды
Меж них средь мира породят вражду.
Другие, завоеванные ими,
Войной порабощенные, свободы
Лишенные, с ней вместе потеряют
И добродетель всю и Божий страх,
Увидя, что в притворном благочестьи
Они себе защиты не нашли
У Бога против их врагов могучих.
И скоро охладится ревность их:
Они стремиться будут к жизни легкой
И безопасной, светской иль распутной,
Стараясь все использовать, что им
Властители оставят в этой жизни.
В то время будет все еще Земля
В дарах своих обильнее, чем нужно,
Дабы людей воздержность испытать.
Так выродятся все, все развратятся,
Умеренность забудут, справедливость,
Забудут честность, истину и веру;
Останется один лишь человек,
Один сын света в этом мрачном веке,
И против всех дурных примеров, против
Соблазнов и обычаев чужих,
Без страха пред упреками, насильем
И гневом – их он будет уличать
В пороках, им указывать путь правды,
Спокойствия и мира; будет им
Грозить за нераскаянность возмездьем;
И будет он вернуться принужден,
Осмеянный, но Бог его отметит
Как одного лишь праведного в мире.
И вот по указанью Бога он
Ковчег построит дивный, как ты видел,
Дабы спасти себя и всех своих
От гибели в крушении всемирном.
И вот, как только он и вместе с ним
Все люди и животные, которых,
Спасая, он в ковчег свой поместит,
Войдут туда, разверзнутся все хляби
Земли и Неба; будет день и ночь
Лить дождь; из всех глубин польются воды
И океан собой обременят,
Из берегов он выступит, и вскоре
Вода покроет даже выси гор;
Тогда напором волн сорвется с места
И та гора, где этот Рай стоит,
И зелени цветущей всей лишится,
И поплывут деревья по волнам
Вниз по реке в залив морской широкий,
И в море остановится гора,
Как дикий остров, голый и соленый,
Приют тюленей и крикливых птиц,
Чтоб показать, что святости пред Богом
Иметь не может место, если в нем
Нет праведных людей, его достойных.
Теперь смотри, что будет вслед за тем».

Адам взглянул: ковчег носился в море,
Которое уж стало убывать;
Рассеялись и тучи понемногу,
Гонимы ветром северным суровым,
Который гладь обширную рябил,
И выглянуло солнце, жарко грея
Широкую поверхность, как бы жажду
Стараясь этой влагой утолить;
И вот прилив сменяться стал отливом,
Стекали воды тихо в глубину,
Которая свои закрыла шлюзы,
Как небо окна влажные свои;
Ковчег уже не плыл – на дно как будто
Осел он, наверху горы высокой
Остановись; и показались вкруг
Вершины гор различных, как утесы.
Помчались шумно быстрые потоки
За морем отступающим вослед,
А из ковчега вылетел вдруг ворон,
За ним голубка, как второй посол,
Надежнейший, за ней еще вторая,
Чтоб высмотреть, найдется ль на земле
Одно хоть зеленеющее древо
Иль почва, где б она могла присесть.
И вот из них вторая возвратилась
С масличной ветвью в клюве – знаком мира.
Затем сухое выступило дно,
И патриарх со всей своею свитой
Спокойно вышел из ковчега; к небу
Воздел он руки и направил взор
Благоговейный, благодарный Богу,
И над собою облако узрел
Росистое, а в нем дугу большую
Из разноцветных ярких трех полос,
Которая мир с Богом возвещала
И новый Всемогущего завет.

И сердце, удрученное печалью,
Восторгом вновь взыграло у Адама,
И радостно он Ангелу сказал:
«О ты, который даль времен грядущих
Мне здесь, как настоящее, открыл,
Небесный мой учитель! Оживаю
Я вновь при этом зрелище: я вижу,
Что человек и твари будут жить
И семя их для жизни сохранится.
Гораздо меньше я скорблю о том,
Что целый мир сынов разврата сгинет,
Чем радуюсь спасенью одного,
Который будет праведен настолько,
Что новый мир Господь произведет
Через него и весь Свой гнев забудет.
Но разъясни мне, что дуга та значит,
Которая цветною полосой,
Как бровь Господня, распростерлась в небе?
Не служит ли ее цветистый край
К тому, чтоб влажных туч предел составить
И помешать им Землю вновь залить?»

Архангел молвил: «Правильно ты мыслишь;
Бог добровольно укротил Свой гнев,
Хотя еще недавно сожалел Он,
Что создал развращенный род людской;
Скорбел Он сердцем, видя, что повсюду
Земля одним насильем лишь полна
И что вся плоть испорчена живая;
Когда же Он всех грешных удалил,
Стал столь любезен праведник единый
Ему, что ярость Он Свою смягчил,
Решив не истреблять людского рода,
И ныне новый Свой завет дает,
Что никогда губить потопом Землю
Не будет больше, не позволит морю
Из берегов на сушу выходить
И лить дождю, зверей и человека
По всей Земле обширной затопляя;
Когда же тучи Он пошлет Земле –
Велит трехцветной радуге явиться,
Чтоб люди Божий вспомнили завет.
И вот своей обычной чередою
Пойдут теперь, сменяясь, день и ночь,
Пора посева, время жатвы хлеба,
И летний зной, и хлад седой зимы,
До той поры, когда огонь всемирный
Очистит все и новые возникнут
Веленьем Божьим Небо и Земля,
Где будут жить лишь праведные вечно».