Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

Андрес из всего сказанного не понял ни слова.

– Когда мы были в Эскориале, я даже не знаю, сколько народу мы там по его приказу расстреляли, – сказал капрал. – Расстрельные команды ведь составляют из нас. Интербригадовцы своих расстреливать не желают. Особенно французы. Чтобы не было неприятностей, всегда посылают нас. Мы расстреливали французов. Мы расстреливали бельгийцев. Мы расстреливали разных всяких других. Кого только не расстреливали. Tiene mania de fusilar gente [177] У него мания расстреливать людей ( исп .). . И всегда из-за политики. Он сумасшедший. Purifica más que Salvarsán — чистит получше сальварсана [178] Сальварсан – мышьяковый препарат для лечения сифилиса и некоторых других заболеваний. .

– Но ты кому-нибудь скажешь про донесение?

– Да, друг. Обязательно. Я в этих двух бригадах всех знаю. Все они здесь бывают. Я даже русских всех знаю, хотя среди них мало кто говорит по-испански. Мы не дадим этому сумасшедшему расстрелять испанцев.

– А донесение как же?

– С донесением тоже уладим. Не беспокойся, товарищ. Мы научились обращаться с этим сумасшедшим. Он опасен только для своих. Мы его уже раскусили.

– Приведите арестованных, – послышался голос Андре Марти.

– Quereis echar un tago ? – Хотите чего-нибудь выпить? – спросил капрал.

– Можно.

Капрал достал из шкафа бутылку анисовой, и Гомес с Андресом выпили. Капрал тоже выпил и вытер губы рукой.

– Vamonos , – сказал он.

Они вышли из караульного помещения, ощущая тепло во рту, в животе и на сердце от проглоченной анисовки, проследовали по коридору и вошли в комнату, где Марти сидел за длинным столом, на котором была разложена большая карта, красно-синий карандаш, который он держал в руке, видимо, был призван помочь ему исполнять роль полководца. Для Андреса это было лишь очередной задержкой. За сегодняшний вечер их уже много случилось. Их всегда бывает много. Но если документы у тебя в порядке и добродушия хватает, бояться нечего. В конце концов тебя отпустят, и ты пойдешь дальше своей дорогой. Но Inglés велел торопиться. Теперь Андрес уже точно знал, что не успеет вернуться к началу атаки на мост, но донесение доставить он был обязан, а тот старик за столом положил его к себе в карман.

– Стойте там, – сказал Марти, не поднимая головы.

– Послушайте, товарищ Марти, – вспылил Гомес, подогретый анисовой, – сегодня нам уже пришлось задержаться, сначала – из-за невежества анархистов. Потом снова – из-за нерадивости фашиста-бюрократа. И вот теперь – из-за сверхподозрительности коммуниста.

– Молчать, – сказал Марти, по-прежнему не поднимая головы. – Вы не на митинге.

– Товарищ Марти, у нас дело чрезвычайной срочности, – сказал Гомес. – И величайшей важности.

Конвоировавшие их с Андресом капрал и солдат наблюдали за происходящим с живейшим интересом, словно присутствовали на виденном неоднократно спектакле, самые увлекательные сцены которого готовы были смаковать снова и снова.

– Сейчас все дела срочные, – сказал Марти. – И все важные. – Он наконец поднял голову и посмотрел на них, не выпуская из руки карандаш. – Откуда вам известно, что Гольц находится здесь? Вы понимаете, насколько это серьезно – явиться сюда и расспрашивать о местонахождении генерала перед началом наступления? Откуда вам известно, что такой генерал должен находиться именно здесь?

– Скажи ему, tu. – Гомес повернулся к Андресу.

– Товарищ генерал, – начал Андрес. Андре Марти не поправил его, хоть и заметил, что он ошибся в звании. – Мне вручили пакет на той стороне фронта…

– На той стороне фронта? – переспросил Марти. – Ну да, он ведь сказал, что ты пришел из фашистского тыла.

– Товарищ генерал, пакет мне дал Inglés , его зовут Роберто, он динамитчик, его прислали взорвать мост. Понимаете?

– Продолжай свою историю, – сказал Андресу Марти; слово «история» он произнес так, как произносят слова «вранье», «подлог» или «фальшивка».

– Так вот, товарищ генерал, Inglés велел мне отвезти пакет генералу Гольцу как можно скорей. Он сегодня здесь, в этих горах, проводит наступление, и мы просим только одного: разрешить нам поскорее доставить пакет, с позволения товарища генерала.

Марти снова покачал головой. Он смотрел на Андреса, но не видел его.

Гольц, думал он со смешанным чувством ужаса и ликования, какое испытывает человек, услышав, что его деловой конкурент погиб в особо тяжелой автокатастрофе или что кто-то, кого ты ненавидишь, но в чьей безукоризненной честности никогда не сомневался, уличен в растрате. Неужели Гольц вот так, открыто, вступил в связь с фашистами? Гольц, которого он знает почти двадцать лет. Гольц, тогда, зимой, захвативший поезд с золотом в Сибири вместе с Лукачем. Гольц, сражавшийся против Колчака. И в Польше. И на Кавказе. И в Китае. И здесь с октября первого года войны. Но ведь был же он близок к Тухачевскому. Да, конечно, и к Ворошилову тоже. Но ведь и к Тухачевскому. К кому еще? Здесь – к Каркову, разумеется. И к Лукачу. А все венгры – интриганы. Он ненавидел Галля. Гольц ненавидел Галля. Помни об этом. Возьми себе на заметку. Гольц всегда ненавидел Галля. Но он благоволит к Путцу. Помни и это. А Дюваль у него начальник штаба. Подумай, что из этого следует. Ты сам слышал, как он называл Копика дураком. Это не подлежит сомнению. Это так и есть. И вот теперь это донесение из фашистского тыла. Дерево может остаться здоровым и продолжать расти, только если отсечь больные ветви. А чтобы уничтожить гниль, надо ее выявить. Но Гольц… Последний, кого бы я заподозрил. Неужели Гольц тоже предатель?

Он знал, что нельзя доверять никому. Никому. Никогда. Ни жене, ни брату, ни самому старому другу. Никому. Никогда.

– Увести их, – сказал он конвойным. – И тщательно стеречь. – Капрал и солдат переглянулись. Представление вышло очень тихим, если сравнивать с другими представлениями, которые устраивал Марти.

– Товарищ Марти, – сказал Гомес. – Не сходите с ума. Послушайте меня, верного товарища и офицера. Донесение должно быть доставлено. Этот товарищ пронес его через фашистские позиции, чтобы вручить товарищу генералу Гольцу.

– Уведите их, – на сей раз мягко сказал Марти караульным. По-человечески ему было жаль этих двух арестованных, если придется их ликвидировать. Но больше всего угнетала его трагедия Гольца. Надо же, чтобы это оказался именно Гольц, подумал он. Нужно немедленно показать это фашистское послание Варлову. Нет, лучше он сам отвезет его Гольцу, чтобы посмотреть, как он на него отреагирует. Да, именно так он и сделает. Как можно довериться Варлову, если Гольц – один из них? Нет. Тут нужно действовать с предельной осторожностью.

Повернувшись к Гомесу, Андрес спросил, сам тому не веря: