Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

– Вот как? А я считал, что вы были писарем первого класса, – сказал Карков. – Я всегда путаю факты. Это вообще характерно для журналистов.

Двое других русских участия в разговоре не принимали. Через плечо Марти они смотрели на карту, время от времени перебрасываясь замечаниями на своем языке. Марти и Карков после первых приветствий перешли на французский.

– Для «Правды» факты лучше не путать, – сказал Марти. Он произнес это вызывающе, чтобы вернуть себе чувство собственного достоинства. Вечно этот Карков подкалывает его (по-французски Марти мысленно употребил слово dégonfler [179] Выпустить воздух; фигурально – стру́сить ( фр. ). ), и это расстраивало Марти и заставляло постоянно быть начеку. Разговаривая с Карковым, ему трудно было помнить, с какими важными полномочиями его, Андре Марти, послал сюда Центральный комитет Французской коммунистической партии. Как трудно было помнить и о том, что он неприкасаем. Карков с очевидной легкостью нарушал его неприкасаемость, когда хотел. Сейчас он сказал:

– Прежде чем отослать статью в «Правду», я исправляю ошибки, в том, что касается «Правды», я всегда исключительно точен. Скажите, товарищ Марти, вам известно что-нибудь о донесении, отправленном Гольцу из одного нашего партизанского отряда, действующего в фашистском тылу в районе Сеговии? Там сейчас находится американский товарищ по фамилии Джордан, от которого мы ждем известий. Есть сведения, что в этом районе происходят столкновения. Джордан должен был прислать Гольцу сообщение.

– Американский? – переспросил Марти. Арестованный назвал его Inglés . Значит, вот оно что. Ошибся, стало быть. Зачем он вообще позволил этим дуракам говорить?

– Да, – подтвердил Карков, презрительно глядя на него. – Молодой американец, не слишком развит политически, но отлично контактирует с испанцами и имеет прекрасный послужной список в партизанском деле. Просто отдайте мне донесение, товарищ Марти. Оно и так уже слишком запоздало.

– Какое донесение? – спросил Марти. Вопрос был глупым, и он сам это понял, но не мог вот так с ходу признать свою ошибку и задал вопрос лишь затем, чтобы как-нибудь оттянуть момент унижения, поскольку любое унижение было для него невыносимо.

– И пропуск, – добавил Карков сквозь свои гнилые зубы.

Андре Марти сунул руку в карман и выложил донесение на стол, посмотрев Каркову прямо в глаза. Ладно. Ладно, он ошибся и сейчас ничего с этим поделать не мог, но унижения он не потерпит.

– И пропуск, – тихо повторил Карков.

Марти положил пропуск рядом с донесением.

– Товарищ капрал, – крикнул Карков по-испански.

Капрал открыл дверь, вошел и бросил быстрый взгляд на Андре Марти, тот ответил ему взглядом загнанного собаками старого кабана. В лице Марти не было ни страха, ни унижения. Только злоба. И загнан он был лишь временно. Он знал, что этим собакам никогда его не достать.

– Отдайте это тем двум товарищам, которые сидят в караульном помещении, и направьте их в штаб генерала Гольца, – распорядился Карков. – Они и так потеряли слишком много времени.

Капрал вышел, Марти посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на Каркова.

– Товарищ Марти, – сказал тот, – я еще выясню, насколько неприкосновенна ваша особа.

Марти молча ответил ему взглядом в упор.

– И не вздумайте предпринять что-либо против капрала, – продолжил Карков. – Капрал тут ни при чем. Я сам увидел тех двоих в караульном помещении, и они обратились ко мне. – Это было ложью. – Надеюсь, что люди и впредь будут ко мне всегда обращаться. – Это было правдой, хотя в данном случае обратился к нему все-таки именно капрал. Но Карков верил в то, что его доступность служит добру, он верил в облагораживающую силу великодушного вмешательства. И это было единственным, по отношению к чему он не позволял себе никакого цинизма.

– Знаете, в Советском Союзе люди пишут мне в «Правду» отовсюду, даже из какого-нибудь захолустного городка в Азербайджане, если по отношению к ним допущена несправедливость. Вам это известно? Они говорят: «Карков нам поможет».

Андре Марти посмотрел на него, его лицо не выражало ничего, кроме злобы и неприязни. В голове у него крутилось сейчас одно: Карков нанес мне оскорбление. Ладно, Карков, могуществен ты или нет, берегись.

– Здесь несколько иное дело, – продолжал Карков, – но в принципе – то же самое. Я выясню, товарищ Марти, насколько вы неприкосновенны. Мне хотелось бы узнать, нельзя ли переименовать обратно тот тракторный завод.

Андре Марти отвернулся от него и опять уставился в карту.

– Что сообщает молодой Джордан? – спросил его Карков.

– Я не читал его донесения, – ответил Андре Марти. Et mаintenant fiche-moi la paix [180] А теперь оставь меня в покое ( фр .). , товарищ Карков, мысленно добавил он.

– Хорошо, – сказал Карков. – Предоставляю вас вашим военным штудиям.

Он вышел из комнаты и направился в караульное помещение. Андрес и Гомес уже ушли, он постоял немного, глядя на дорогу и горные вершины, обозначившиеся за ней в серой предрассветной мгле. Нужно подняться туда, подумал он. Ждать теперь уже недолго.

В легком сером тумане, опустившемся на перевал, Андрес и Гомес снова мчались вперед. Светало. Держась за переднее седло мотоцикла, преодолевающего поворот за поворотом на круто петляющей дороге, Андрес чувствовал под собой бешеную скорость машины, потом мотоцикл затормозил, проскользил юзом и остановился; спешившись, они стояли в начале длинного, уходящего вниз участка лесной дороги, слева тянулась колонна танков, замаскированных сосновыми ветвями. Лес кишел войсками. Андрес заметил мужчин, несших на плечах носилки – брезент, натянутый между длинными шестами. Справа от дороги, под деревьями, стояли три штабные машины, их борта и крыши тоже были закамуфлированы сосновыми ветками.

Гомес подвел мотоцикл к одной из них и, прислонив его к сосне, обратился к шоферу, сидевшему рядом с машиной, привалившись спиной к стволу дерева.

– Я вас отведу к нему, – выслушав его, сказал шофер. – Спрячь свой moto и забросай его вот этим. – Он указал на кучу срубленных веток.

Солнце только-только начинало просвечивать сквозь верхушки деревьев, когда Гомес и Андрес, следуя за шофером, которого звали Висенте, прошли между деревьями, пересекли дорогу, поднялись по склону и подошли ко входу в блиндаж, от крыши которого через деревья тянулись провода связи. Шофер зашел внутрь, а они остались ждать; Андреса восхитило устройство блиндажа, который снаружи можно было обнаружить лишь по отверстию в склоне горы; нигде не было следов вырытой земли, но даже отсюда легко было понять, что блиндаж глубокий и просторный и передвигаться по нему можно свободно, не наклоняясь и при этом не задевая головой массивные деревянные балки потолка.