Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

Роберт Джордан снова перевел взгляд на сторожевую будку, видневшуюся сквозь деревья. Хорошо бы белка была у него в кармане. Ему хотелось иметь что-то живое, к чему можно прикоснуться. Он потерся локтями о сосновые иглы, но это было совсем не то. Никто не знает, каким одиноким можно чувствовать себя, когда выполняешь такое задание. Я, однако, знаю это очень хорошо. Надеюсь, крольчонку удастся благополучно выбраться из всего этого. Ну-ка прекрати! Да, все понятно. Но надеяться-то не возбраняется, и я надеюсь. Что взорву мост как положено и что она благополучно выберется отсюда. Да. Конечно. Именно так. Это все, чего я сейчас желаю.

Он все так же лежал на земле, но смотрел теперь не на дорогу и сторожевую будку, а на дальние горы. Не думай вообще ни о чем, велел он себе и спокойно лежал, наблюдая, как наступает утро. Стоял конец мая, в это время года утро наступает быстро, и это было чудесное утро раннего лета. Один раз мотоциклист в кожаной куртке и кожаном шлеме, с автоматом в чехле у левого бедра, проехал через мост и направился дальше вверх по дороге. Один раз прямо внизу, под ним, проехала санитарная машина и тоже проследовала через мост и дальше по дороге. Но это и все. Роберт Джордан дышал хвойным воздухом, слышал журчание речки и теперь, в утреннем свете, ясно видел красивые очертания моста. Он лежал за сосной, с автоматом на левом предплечье, и больше ни разу не взглянул на сторожевую будку, пока, уже после того как ему стало казаться, что ничего не будет, что ничего не может случиться в такое прекрасное майское утро, внезапно не услышал глухие удары кучно взрывающихся бомб.

И как только он их услышал, как только донесся до него первый громовой раскат, еще не отразившийся эхом от гор, Роберт Джордан сделал глубокий вдох и взялся за автомат. Рука затекла от его тяжести, и пальцы двигались с трудом, словно бы неохотно.

Часовой в сторожевой будке при первых же разрывах бомб встал. Роберт Джордан увидел, как он, взяв ружье, вышел из будки, прислушиваясь. Он стоял посреди дороги, на ярком свете. Вязаная шапка сползла набок, солнце освещало его небритое лицо, обращенное вверх и в ту сторону, где самолеты сбрасывали бомбы.

Туман над дорогой уже совсем рассеялся, и Роберт Джордан отчетливо видел человека, стоявшего на дороге и смотревшего в небо. На нем плясали солнечные блики, пробивавшиеся сквозь кроны деревьев.

Роберт Джордан почувствовал, как у него перехватило дыхание, словно грудь туго опоясали проволокой, потверже уперся локтями в землю, ощутил под пальцами ребристую поверхность передней рукоятки, точно совместил мушку с прорезью прицела, навел на середину груди часового и мягко нажал на курок.

Он почувствовал немедленный судорожный толчок приклада в плечо, а человек на дороге с гримасой удивления и боли рухнул на колени, сложился пополам и уткнулся лбом в землю. Его винтовка упала рядом, указательный палец застрял в спусковой скобе, кисть вывернулась. Винтовка лежала на дороге штыком вперед. Роберт Джордан отвел взгляд от человека, уткнувшегося головой в землю у въезда на мост, от сторожевой будки и перевел его на другой конец моста. Тамошнего часового видно не было, и он скользнул взглядом ниже по склону, где, как он знал, должен был прятаться Агустин. И в этот момент услышал, как выстрелил Ансельмо, эхо выстрела громовым раскатом вырвалось из ущелья. Потом Ансельмо выстрелил еще раз.

Почти одновременно со вторым выстрелом из-за поворота за мостом послышался треск взрывающихся гранат. Потом гранаты стали рваться где-то выше, слева. А потом дальше на дороге началась оружейная стрельба, а внизу, прошивая насквозь разрывы гранат, застрекотал – тррра-ра-ра-ра – автомат Пабло, трофей от убитого кавалериста. Роберт Джордан увидел Ансельмо, который, цепляясь за камни и скользя, спускался по круче к дальнему концу моста, и, закинув пулемет за спину, подхватив два тяжелых мешка, стоявших за стволом сосны – по одному в обеих руках, – чувствуя, как от их тяжести едва не выворачиваются плечевые суставы, шатаясь, побежал по крутому склону вниз, к дороге.

На бегу он услышал, как Агустин кричит: « Buena, caza, Inglés! Buena caza!», и подумал: хорошей охоты, черта с два хорошей охоты. В этот миг Ансельмо снова выстрелил у дальнего конца моста, и эхо этого выстрела лязгом отразилось от стали мостовых ферм. Роберт Джордан миновал убитого часового и, волоча мешки, выбежал на мост.

Старик уже несся ему навстречу, держа в руке карабин.

– Sin novedad, – крикнул он. – Без перемен [184] Вероятно, это отсылка к известной фразе полковника Москардо, старого товарища генерала Франко. К началу августа 1936 г. будущий вождь народа планировал немедленно атаковать Мадрид с юга, застав его врасплох, но, прежде чем направиться в столицу, счел себя обязанным освободить цитадель (алькасар) города Толедо, где республиканцы обложили горстку восставших во главе с полковником Москардо. Полковник со считаными единицами уцелевших бойцов выстоял, дождался-таки своих и невозмутимо встретил главнокомандующего у ворот крепости словами: «В алькасаре все без перемен, мой генерал». . Tuve que remartarlo – пришлось стрелять два раза.

Опустившись на колени посередине моста, развязывая мешки и доставая свои материалы, Роберт Джордан увидел, что по заросшим седой щетиной щекам Ансельмо текут слезы.

– Yo mate uno tambien , – сказал он старику, – я тоже одного убил. – Он мотнул головой в сторону часового, который лежал, скрючившись, на дороге перед въездом на мост.

– Да, друг, да, – сказал Ансельмо. – Приходится их убивать, мы и убиваем.

Роберт Джордан уже спускался по опорам моста. Металл был холодным и мокрым от росы, руки скользили, поэтому он лез осторожно, находя опору для ног в пересечениях балок; солнце пригревало спину, снизу слышался шум бегущей по камням воды, сверху, от верхнего поста, – стрельба, много стрельбы. Теперь он обливался по́том, хотя под мостом было холодно. На одну руку у него был нанизан моток проволоки, с запястья другой на ремешке свисали плоскогубцы.

– Передавай мне сюда по одной пачке, viejo, – крикнул он вверх Ансельмо.

Старик далеко перегнулся через перила и начал передавать ему продолговатые брикеты взрывчатки. Роберт Джордан принимал их, закладывал в нужные места, прижимал поплотнее и закреплял.

– Клинья, viejo , клинья давай! – Вдыхая запах свежеоструганного дерева, он прочно заколачивал их, чтобы заряд надежно держался в стыках ферм.

Работая быстро и умело, как хирург за операционным столом, прикладывая, закрепляя, вбивая клинья, крепко привязывая проволокой, думая теперь только о взрыве, он услышал звуки стрельбы с нижнего поста. Потом там взорвалась граната. Потом еще одна, перекрывая шум несущейся внизу воды. Потом в той стороне все стихло.