Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

– Пусть все скажут, – усталым голосом предложила Пилар. – Андрес, ты?

– Matarlo [73] Убить его ( исп .). , – сказал брат с темными волосами, клинышком росшими на лбу, и решительно кивнул.

– Эладио?

– Я тоже за, – сказал другой брат. – По мне, так он представляет большую опасность. А проку от него – никакого.

– Простак?

– Тоже.

– Фернандо?

– А нельзя его арестовать? – спросил Фернандо.

– И кто будет за ним присматривать? – поинтересовался Простак. – Чтобы стеречь его, нужны два человека. И что делать с ним потом?

– Мы могли бы продать его фашистам, – сказал цыган.

– Ну уж нет, – не согласился с ним Агустин. – Я против такой гадости.

– Это просто предложение, – сказал цыган Рафаэль. – Мне казалось, что фашисты будут рады заполучить его.

– Забудь про это, – сказал Агустин. – Это гнусно.

– Не гнуснее, чем сам Пабло, – попытался оправдаться цыган.

– Одной гнусностью другую не оправдать, – возразил Агустин. – Ну, все сказали – кроме старика и Inglés .

– Они ни при чем, – сказала Пилар. – Их вожаком он не был.

– Минутку, – напомнил о себе Фернандо. – Я еще не закончил.

– Ну, давай, – сказала Пилар. – Говори, пока он не вернулся, не выхватил из-под плаща ручную гранату и не взорвал тут все вместе с динамитом и всем остальным.

– По-моему, ты преувеличиваешь, Пилар, – сказал Фернандо. – Не думаю, что у него есть такие мысли.

– Я тоже так не думаю, – согласился Агустин. – Потому что тогда на воздух взлетело бы и вино, а он скоро вернется, чтобы добавить.

– А почему не отдать его Эль Сордо, и пусть Эль Сордо продаст его фашистам, – предложил Рафаэль. – Можно ослепить его, тогда с ним будет легко справиться.

– Замолчи, – сказала Пилар. – Когда ты несешь такое, у меня появляется чувство, что убить тебя тоже было бы справедливо.

– В любом случае фашисты ничего за него не дадут, – сказал Простак. – Другие уже пытались такое проделывать и ничего не получили. Только тебя самого заодно расстреляют.

– А я думаю, что за слепого за него кое-что, может, и перепадет, – не сдавался Рафаэль.

– Заткнись, – сказала Пилар. – Еще раз услышу про это – пойдешь туда же, куда и Пабло.

– Но ведь он сам, Пабло, выколол глаза раненому guardia civil, – стоял на своем цыган. – Ты что, забыла?

– Закрой рот, – сказала ему Пилар. Ей было стыдно перед Робертом Джорданом за эти разговоры о выкалывании глаз.

– Мне так и не дали закончить, – напомнил Фернандо.

– Ну, давай, – сказала ему Пилар. – Давай заканчивай.

– Раз держать Пабло под замком толку нет, – начал Фернандо, – а продавать его так или иначе…

– Да кончай же ты поскорей, – перебила его Пилар. – Кончай ради бога.

– …подло, – невозмутимо продолжил Фернандо, – я согласен, что лучше всего, наверно, его убрать, чтобы, насколько это возможно, обеспечить успех запланированной операции.

Пилар посмотрела на коротышку, покачала головой, прикусила губу и промолчала.

– Таково мое мнение, – сказал Фернандо. – Думаю, нас оправдывает то, что он представляет собой опасность для Республики…

– Матерь божья, – сказала Пилар. – Даже здесь нашелся человек, способный разводить бюрократическую болтовню.

– …что следует из его собственных как слов, так и действий, – продолжил Фернандо. – И хоть он заслуживает уважения за то, что делал в начале движения и до самого последнего времени…

Пилар стояла у очага, но теперь, не выдержав, подошла к столу.

– Фернандо, – терпеливо сказала она, ставя перед ним миску, – пожалуйста, чинно и благородно ешь мясо, заткни им себе рот и ничего больше не говори. Твое мнение нам уже понятно.

– Но теперь, когда… – начал было Простак, но замолчал, не закончив фразы.

– Estoy listo – я готов это сделать, – сказал Роберт Джордан. – Поскольку вы все решили, что следует поступить именно так, я готов оказать вам такую услугу.

Какого черта? – подумал он. Наслушался Фернандо – и сам заговорил, как он. Этот бюрократический язык, видимо, заразителен. Французский – язык дипломатии, испанский – бюрократии.

– Нет, – сказала Мария. – Нет!

– Это не твоего ума дело, – одернула девушку Пилар. – Прикуси язык.

– Я сделаю это сегодня ночью, – сказал Роберт Джордан.

Он заметил, что Пилар посмотрела на него, приложив палец к губам, потом перевела взгляд на вход в пещеру.

Закрывавшая его попона поднялась, и Пабло просунул голову внутрь. Улыбнувшись всем, он пролез под попоной, повернулся, опять закрепил ее, снова повернулся к ним и, через голову стащив с себя плащ-накидку, стряхнул с нее снег.

– Обо мне говорили? – сказал он, обращаясь ко всем. – Я помешал?

Никто ему не ответил; он повесил плащ-накидку на крючок и прошел к столу.

– Qué tal ? – спросил он, взял стоявшую на столе пустую кружку и окунул ее в миску для вина. – Тут уже ничего нет, – сказал он Марии. – Пойди налей из бурдюка.

Мария взяла миску, направилась к запылившемуся, сильно растянутому, почерневшему от смолы бурдюку, висевшему на стене вниз горловиной, и вытащила затычку из передней ноги настолько, чтобы вино тонкой струйкой вытекало из образовавшейся щели в миску. Пабло наблюдал, как она, стоя на коленях, держала миску под этой струей и следила, как светло-красное вино быстро стекает в нее, образуя маленький водоворот.

– Осторожней, – сказал он ей. – Там теперь вина – ниже бараньей груди.

Никто не проронил ни слова.

– Я сегодня выпил от пупка до груди, – сказал Пабло. – Работы было на целый день. А что это такое с вами со всеми? Вы что, языки проглотили?

Никто ему не ответил.

– Затыкай, Мария, – сказал он. – Да смотри, чтоб не пролилось.

– Не бойся, вина полно, – сказал Агустин. – Тебе хватит, чтобы напиться.

– О! У одного язык нашелся, – сказал Пабло и кивнул Агустину. – Поздравляю. Я уж думал, вы все онемели.

– От чего бы это? – спросил Агустин.

– От моего появления.

– Ты думаешь, что твое появление – такое уж важное событие?

Наверное, он распаляет себя, подумал Роберт Джордан. Может, Агустин сам решил это сделать? Он его достаточно ненавидит для этого. У меня к нему нет ненависти. Нет, я не ненавижу его. Он отвратителен, но ненависти я не испытываю. Хотя эта история с выкалыванием глаз особо характеризует его. Тем не менее это их война. Но в предстоящие два дня его, конечно, здесь быть не должно. Буду держаться в стороне от этого, подумал он. Один раз я сегодня уже свалял дурака, и я решительно настроен избавиться от Пабло, но больше разыгрывать перед ним шута не собираюсь. И в любом случае никаких перестрелок и сомнительных фокусов в помещении, где полно динамита, не допущу. Пабло, разумеется, об этом подумал. А ты? – спросил он себя. Нет, ни ты, ни Агустин об этом не задумались. Так что, что бы с тобой ни случилось, ты это заслужил.