Станислав Рудольф - Дальтоник

Заведующий роно Гамза узнал о проводимом расследовании в крушетицкой школе в тот же день, еще до обеда. Подобные известия распространяются чуть ли не со скоростью света. Он с раздражением набрал номер инспектора Гладила и попросил зайти к себе. Когда через минуту перепуганный насмерть инспектор явился, Гамза рассказал ему, какое злодеяние было совершено на его участке. Крушетицкая школа находилась в числе тех, которыми ведал именно он, Гладил.

— Неприятно, весьма неприятно, не правда ли, товарищ начальник! — нервно скреб подбородок школьный инспектор.

— А как же! Потому и вызвал! — вскричало начальство. — По всему району звон пойдет!

— Знаю, знаю… — простонал Гладил. — Что делать-то будем?

В голове Гамзы молниеносно созрел план:

— Завтра же, — сказал он строго, и тон его заранее исключал какие бы то ни было возражения, — отправишься в Крушетице, соберешь всех учителей и подробно разберешься в этом деле. Послезавтра представишь мне все в письменном виде… — Школьный инспектор явственно видел слово «представишь», дважды подчеркнутое красным карандашом, — …объяснение с заключением директора Ракосника и твоим. На этом основании разработаем дальнейший план действий. — В своей речи Гамза употреблял множество подобных оборотов.

Бывший подполковник, ныне вышедший в отставку, он не раз на общерайонных конференциях обращался к директорам школ со словами: «Товарищи командиры!», говаривал не «двести», а «две сотни» учебных часов, как говорят на полигоне, дабы при артобстреле радисты вместо «двести» не услыхали «триста»! Впрочем, во всем остальном армейские навыки в районных школьных маневрах ни Гамзе, ни остальным ничуть не мешали.

— Хорошо! — громко и четко ответил Гладил, и это прозвучало как «Есть, товарищ командир!» На его вытянувшуюся по стойке «смирно!» фигуру смотреть было одно удовольствие, хотя каблуками он не пристукнул.

— Успеешь и после обеда! — уточнил задачу заведующий роно Гамза, уперся в свой командный пункт животом и потому случайно задвинул ящик.

Итак, районный школьный инспектор Гладил на следующий же день объявился в Крушетицах. Вылезая в 12.45 из автобуса на площади напротив магазина «Мясо», он увидал в витрине поднос с атрибутами бычьего естества — поблескивающими бычьими железами. Гладил незамедлительно вошел в магазин и попросил, несколько смущаясь молоденькой продавщицы, взвесить себе этот деликатес, и она с очаровательной непосредственностью взвесила, швырнув на весы сразу килограмм, так что Гладил с трудом запихнул пакет в свой портфель. Это задержало его. Еще на тротуаре перед школой он услыхал звонок, возвещающий о конце большой перемены и начале очередного урока. «Ладно, — решил районный школьный инспектор, — директор Ракосник наверняка уроков не дает. Найду его в кабинете».

Пройдя через стеклянные двери, он приостановился и с удовлетворением прочитал несколько цитат из великого Я. А. Коменского [10] Коменский, Ян Амос (1592–1670) — чешский мыслитель-гуманист и педагог. , сделанных белыми буквами на синем фоне. Буквы были прикреплены невидимыми гвоздиками. Герб города на арке у входа в зал свидетельствовал о том, что здесь не забыт и здоровый патриотизм. По мере того как Гладил приближался к директорскому кабинету, ударность лозунгов благодаря фантазии Йозефа Каплиржа усиливалась. Их стремительный поток лишь иногда нарушали репродукции из старых номеров журнала «Кветы» в самодельных рамках.

В кабинете директора Яна Ракосника районный школьный инспектор подробно выяснил все, что касалось неприятной истории, и, внимая изложению сути этого дела, неустанно заносил подробности в свой блокнот. Гладил заранее опасался, сможет ли сделать сообщение Гамзе на соответствующем высоком уровне. Ему было неприятно, что Ракосник, хоть и старый приятель, все время подчеркивает, что он лично о происхождении ткани не имел ни малейшего понятия и свою долю взял лишь для того, чтобы еще лучше оформить витринки в местном музее. Впрочем, директор Ян Ракосник лишь повторял то, что ему посоветовала сказать его умненькая жена.

Пройти в учительскую директор Ракосник пригласил районного инспектора Гладила только около половины третьего, когда ребята покинули школу, а кружок рисования и репетиция школьного хора были в виде исключения отменены. Все учителя послушно сидели на своих местах. Обычно инспектор Гладил появлялся в школе лишь накануне каких-либо годовщин или государственных праздников. И теперь учителя догадывались, почему он приехал именно сегодня. И в предположениях своих не ошиблись. Поэтому с огромным интересом ожидали его выступления.

Гладил никогда златоустом не был, тем более сейчас, когда надо было говорить о неприятностях, связанных с украденным материалом. Детям, видимо, претензий не предъявят. Местная текстильная фабрика не станет, надо полагать, требовать от ребят из хора денежной компенсации. Многим сложнее ему видится участие в этом деле учителей. Итак, инспектор Гладил начал тихо, подчеркнув, что по приходе в школу был сегодня обрадован вывешенными на стенах лозунгами, которые призывают учащихся воспитывать себя в духе высокой морали. Содержание этих призывов, увы, не соответствует… — инспектор Гладил заколебался, как бы это поделикатнее назвать… — проведенному здесь… дележу ткани. Сегодня он говорил намного хуже, чем на кремации Еглика. В тот раз его речь была написана на бумажке. Костыли фраз, на которые он сейчас опирался, отказывались ему служить, и Гладил запутался в пустых словесах, к чему-то заметив, что для стенгазет лучше брать бумагу другого сорта, а также вдруг заговорив о том, что во время уроков трудового воспитания можно научить детей делать из пластиковых бутылочек прелестные фигурки. Если же школе удастся связаться с райбольницей, продолжил далее Гладил, то из баллончиков для шприцов мальчишки могли бы сооружать модели самолетиков. Сказав все это, инспектор Гладил снова вернулся к теме о ткани и наконец закончил свою речь странной просьбой.

— Скажите, что нам с товарищем Гамзой обо всем этом думать?!

Директора Ракосника удивил такой оборот дела и неожиданный, хоть и риторический вопрос.

В учительской наступила тишина. Большинство голов опустилось к столу, где в открытых блокнотах были нарисованы у кого грибочки, у кого прописное «Е». Камил Маржик пытался незаметно перелистнуть «Танцевальное ревю», а Бенда под столом обрезал подгнившее яблоко.

— Ну, товарищи, давайте!.. — подбадривал районный инспектор тех, кто посмелее.

Все, однако, продолжали молчать. Лишь Адамцева смущенно улыбнулась, но тут же, словно ее застали за чем-то постыдным, принялась громко сморкаться. Когда казалось, что одному лишь районному инспектору Гладилу под силу столкнуть с места каменную глыбу молчания и замешательства и дать очередной совет, как, например, лучше закреплять скобы в стенах, кто-то сзади поднял руку.