Станислав Рудольф - Дальтоник

— Нет, я хочу понять почему…

Павла отрезала еще кусочек. Она ела красиво, могло даже показаться, что ее осанка, умение обращаться с приборами, ее жесты, манера есть — просто игра на публику. Только сейчас Губерт заметил, как Павла одета: водолазка, глухо закрывающая шею, цвета которой он и не пытался определить, короткий жилет и юбка из той же ткани. Женщины такой комплект называют костюмом. Поди разберись! Когда Павла нагнулась к тарелке, на шее блеснула цепочка с крохотным золотым брелочком-ключиком.

— Существуют лишь три причины, — продолжала Павла, — почему изменяет жена: муж пьет и колотит ее — это первая, вторая — муж из тщеславия заводит любовницу, и третья — муж свою жену не удовлетворяет! Можешь выбирать любую. Сам. — Она проглотила кусок, видимо, он был великоват, поперхнулась и запила его глотком вина. Улыбнувшись, извинилась и сказала: — Не думаю, чтобы ты пил больше, чем я сейчас! А что касается второй причины, неужели ты тщеславнее других мужиков твоего возраста? Ну-ну… — усомнилась она.

— Значит, ты полагаешь, что я импотент? — резко бросил Губерт.

Ужин был невкусным. Мясо жесткое, соус холодный, он ел лишь из солидарности с Павлой, кроме того, с детства привык съедать все, что кладут в тарелку, даже если еда ему не по вкусу. И запивал всю эту дрянь большими глотками вина, заметив вдруг, что опередил Павлу по меньшей мере на три рюмки.

— Что ты, что ты! Конечно нет! — успокоила его Павла. — Но остается еще одна причина — третья! Это грозит всем мужчинам, которые воображают, будто вполне достаточно давать жене то, на что она имеет законное право: постель и кошелек! Мужчинам кажется, что женщине этого хватит! Ты и представить себе не можешь, Берт, — Павла назвала Губерта так, как называла когда-то, — насколько женщине этого мало!..

— У Дагмар было все… — возразил Губерт.

— Не имею права судить ни тебя, ни твою жену. Но ты хотел услышать мое мнение… — Она отодвинула прибор, вытерла без особой надобности губы бумажной салфеткой и бросила ее в пустую тарелку. — Что ты собираешься делать?

— Не знаю. Домой в любом случае не вернусь. Я уже не смогу с ней жить. — Он не назвал жену по имени.

— Ты так считаешь? — усомнилась Павла и повернула голову — из глубины погребка послышались вкрадчивые звуки музыки.

Губерт взглянул туда и увидал трех музыкантов: скрипка, гитара и электроорган. Из-за соседнего столика поднялась молодая пара и пошла танцевать.

— Жить тебе негде, останешься без работы! Хочешь начать все сначала? — Павла перевела взгляд на Губерта.

— Где-нибудь на Шумаве найду и жилье и работу!

— А дети?.. — напомнила ему Павла.

Губерт пожал плечами:

— Она ведь тоже не задает себе этого вопроса!

— Гм…

Павла опять повернулась к танцующей паре, они покачивались на маленькой площадке в центре. Приглушенный свет был милосерден к их морщинкам, и они в этот вечер казались друг другу по меньшей мере привлекательными, а может быть, и красивыми… Губерт понял, что Павла хочет танцевать.

— Пойдем? — спросил он и протянул к ней через стол руку.

— С удовольствием! — ухватилась она за кончики его пальцев.

Губерт и Павла вышли на середину, и Губерт обхватил ее обеими руками за талию, как когда-то, когда они еще вместе отплясывали галоп. Павла поняла и засмеялась. Губерт, переменив позу, теснее прижался к партнерше, и они поплыли, уносимые музыкой. И вдруг Павла, отодвинувшись, сказала очень серьезно:

— Ты все равно вернешься, Берт!

— Почему? Ты считаешь меня таким ничтожеством?

Павла, полузакрыв глаза, отрицательно покачала головой.

— Нет, вовсе не считаю. Но только такие дела не для тебя!

Вид у нее был загадочный, она подпевала мелодии известного шлягера.

Когда Павла и Губерт сели обратно к столу, разговор их обратился к бывшим соученикам и к тем, кто вместе с ними танцевал в ансамбле. Губерт заказал еще вина.

Они танцевали опять и опять и старались больше не обращаться к семейным проблемам Губерта.

Около двенадцати Павла заявила, что устала.

Губерт расплатился, они вышли в туманную ночь, и Губерт, словно заботливый отец, поднял ей воротник.

Они стояли на краю тротуара. Надо прощаться.

— Куда ты пойдешь? — спросила Павла.

— Не знаю…

— Я думала, ты получил номер в гостинице.

— Как-нибудь перебьюсь на вокзале… не беспокойся. Мы провели прекрасный вечер! Благодаря тебе, Павла!

Павла носком туфли отшвырнула грязный бумажный шарик, что валялся на тротуаре, и, не поднимая глаз, сказала:

— Ты можешь переночевать у меня… если, конечно, считаешь это удобным! — И только теперь подняла на него взгляд, словно желая увидеть нечто большее, чем изумление.

— Конечно! С радостью, Павла! — Губерт взял ее под руку, и она легко оперлась на нее.

Они успели сделать всего несколько шагов, как Павла вдруг остановилась.

— У тебя с собой ничего нет?..

— Чемодан в камере хранения на вокзале, ты считаешь, что надо?..

— Нет, нет!.. — перебила она его, и они двинулись дальше. Молча добрались до автобусной остановки. Павла открыла сумку, достала две кроны, одну протянула Губерту, предполагая, что мелочи у него нет и быть не может. И снова повисла на его руке, и ему было приятно, что к нему прижимается красивая женщина. Прошло столько лет, но Павла все еще хороша собой…

— Кофе хочешь?.. — спросила Павла, когда они уже были дома. Она жила на седьмом этаже новой панельной башни в трехкомнатной квартире.

Одну комнату занимала ее мать, во второй была спальня Павлы и дочери. Губерта она ввела в не слишком большую гостиную, окрашенную какой-то ядовито-яркой клеевой краской.

— Очень… — признался он и уселся в удобное кресло.

Павла поспешила в маленькую кухоньку. Было слышно, как она наливает воду и ставит на плиту кастрюльку. Губерт оглядел комнату и не обнаружил никаких признаков стесненности в средствах. За стеклом секретера стояла фотография молодого мужчины, очевидно ее покойного мужа. Губерт не захотел утруждать себя и не стал подниматься, чтобы рассмотреть ее вблизи. После длинного дня он чувствовал себя утомленным. Впрочем, Эвжена Губерт помнил еще с тех пор, когда тот ждал Павлу у спортзала после репетиций ансамбля.

— Павла… — позвал он и, когда Павла появилась в дверях с банкой кофе в руке, спросил бестактно: — Ты почему не выходишь замуж?

— Исключительно из корыстных побуждений! — драматическим тоном ответила она.

Губерт не понял.

— Меня лишат пособия на Алису!

— Только поэтому?..

— Теперь уже только…

— А раньше?.. — Губерт хотел знать все.

— И раньше, может быть, тоже… — ответила Павла, помолчав.

— Не станешь же ты утверждать, что у тебя никого нет?!

— Не стану. Есть!