Эжен Ионеско - Между жизнью и сновидением [Собрание сочинений: Пьесы. Роман. Эссе]

Время от времени я собирался попросить ее уйти с работы. Потом отказывался от этой мысли. Она ничего от меня не требовала, но ведь у меня было на что ее содержать. Но я не был уверен, что мы с ней станем новыми Евой и Адамом. Какой неподъемный труд! Мне представлялось, что я буду как новый Атлас. И так оно будет тянуться веками. Я впадал в панику при мысли о том, что, возможно, произведу на свет Каина. Что за дикая затея, говорил я себе в дурные минуты, начать все сначала именно в тот миг, когда все уже идет к концу и так легко со всем покончить. Кроме того, были сожаления о том, чего не было и что еще может случиться. Столько поступков, столько приключений, столько любви, столько всего я упустил просто по невниманию, потому что мы не умеем жить, проникаясь всей полнотой настоящей минуты. Впрочем, это все была литература. Воспоминания, коренившиеся в моем детском школьном чтении.

То, что рядом со мной — эта официантка, было мне сейчас бесконечно полезно. Меня огорчали ее красные огрубевшие руки, но если за ними немного поухаживать, они были бы очень красивы. Она была совсем недурна собой, небольшого росточка. Длинные ресницы, красивые черные глаза, черты лица, пожалуй, резковаты. Жить всегда с ней рядом, до самого конца, когда она будет сгорбленная, а я буду едва ходить с палочкой. Эта картина приводила меня в ужас. Стоило только выглянуть из окна — там были сотни стариков и старух, проходивших по улице, сгорбленных, с палочками. Может быть, где-то там, чуть дальше, они собираются все вместе? Я помнил одно собрание стариков. Кашляя, они говорили о том, что жизнь прекрасна, и провозглашали права пенсионеров, требуя себе преимуществ и в то же время единения с людьми труда. Я был старше, чем они.

К прочим соображениям примешивалась мысль о том, что я мог бы облегчить официантке жизнь. Как поступить? Сейчас все хорошо, или, скажем, скорее хорошо, чем плохо. А завтра будет видно. Может, в недалеком будущем или я умру, или она умрет. Скорее она. Меня мысль о несчастном случае повергала в ужас, и я долго выжидал и колебался, прежде чем перейти дорогу.

Когда она проснулась, я широко улыбнулся и, чувствуя себя очень великодушным, сказал ей:

— Я уже давно хотел тебе сказать, денег у меня хватает, может, ты бы бросила работу. Знаешь, денег правда хватает.

Она ответила, что ждала от меня подобного предложения уже давно, с тех самых пор, как мы стали жить вместе. Теперь она сомневается, как я сам сомневался. Ей тяжело жить с неврастеником. Нелегко это — все время обо мне заботиться, меня поддерживать. Лучше уж она будет работать, но зато без всяких обязательств, и потом, она не знает, долго ли она со мной проживет. Кое-кто обещает ей другую работу, и кроме того, этот кое-кто ей, в общем-то, нравится.

— Ты хочешь от меня уйти? Скоро?

На меня накатило глубочайшее горькое раскаяние. Счастье было так близко. И опять я все упустил. Судьба хочет мне помочь, провидение посылает мне своих ангелов, а я их отталкиваю или не замечаю. Наверное, в садах и на улицах полным-полно источников с живой водой, а я их не вижу. Они непременно где-то есть. Выходя из дому, я широко расставлял руки в надежде случайно наткнуться на один из них. Погода стояла сухая, нигде ни капли воды. Прохожие ругались. А я упорно ходил с растопыренными руками в отчаянной надежде найти жизнь и в отчаянии от того, что меня скоро бросят. Жить с неврастеником тяжелее, чем тяжело работать. В ушах у меня все время звучали эти ее слова. Когда я приходил в ресторан, она всегда была на месте, и подавала еду, и уносила пустые тарелки как ни в чем не бывало. Мне казалось, будто я живу двойной жизнью: с одной стороны, продолжалась неизменная повседневность, с другой — произошло потрясение, образовалась огромная дыра. После ужина я, как обычно, ее ждал, мы, как обычно, возвращались домой, она ничего мне не говорила. Ее лицо изменилось, оно было как у статуи — лицо статуи, скрывающей какую-то тайну. От одного из посетителей я узнал, что она увольняется из ресторана. В тот вечер мы тоже ничего друг другу не сказали. Я жадно ждал хоть слова, хоть взгляда.

На другой день за завтраком она объявила, что уходит. Я провел скверную ночь, полночи вообще не спал, а остальную половину видел какие-то непонятные и кошмарные сны. Я был уже вполне подготовлен к известию. Мне снилось, что мир во всю прыть убегал у меня из-под ног и я бежал, задыхаясь, пытался его догнать. Я был на мостике над бездной. Я хотел взлететь и тяжело падал среди колючих кустов и диких зверей.

В конце концов мне удалось выдавить из себя:

— Мне это очень больно.

— Мне самой больно делать тебе больно. Ты молчал. Витал в своих мыслях. Не знаю даже, мысли это или что другое; я имею в виду, у тебя не такие мысли, как у всех нас. Ты не сумасшедший, но иногда кажется, что у тебя не все дома.

— Это потому, что у меня есть голова на плечах… Потому что я вижу и понимаю. Как тебе объяснить? Тебе никогда не кажется странным, что ты в ресторане, или на улице, или рядом со мной? Ты не замечаешь в этом ничего удивительного? Во всем этом, — и я обвел рукой окружающее пространство.

— Вот видишь, мы совсем разные. На все смотрим по-разному.

Я вжался в кресло, словно паралитик. Смотрел, как она собирается. Чемодан, другой. Слышал, как она хлопает дверцей шкафа в задней комнате, потом возвращается, равнодушно, как мне казалось, складывает в чемодан еще какие-то вещи. Я помог ей запереть чемоданы. Под конец она сказала: «Мне было трудно решиться. Но ты слишком… слишком такой, какой ты есть. Я думала, что рядом со мной твоя болезнь отступит».

— Какая болезнь?

Она постучала пальцем по голове.

— Ну, ты сам понимаешь. Я тебя в общем-то люблю, люблю по-прежнему. Но я не могла выносить твое молчание, твой этот вид, эти глаза испуганной мартышки. И потом, все на свете имеет конец.

Я снес вниз чемоданы. Вызвал такси. Спросил напоследок:

— Кто будет меня обслуживать в ресторане?

— Моя сменщица. Я ей о тебе говорила. Ты увидишь, она славная. Я показала ей твой столик.

Я подумал, что никогда больше не смогу пойти в этот ресторан, надо бы подыскать другой или даже переехать, но это уже труднее. Она поцеловала меня краешком губ и уехала.

Странно. Словно часть мира внезапно обрушилась в бездну. Что сталось с прожитыми жизнями, с древними соборами, с толпами? Все рухнуло. Наверное, все это обнаружилось где-то в другом месте, но об этом нам ничего не известно, ровным счетом ничего.

Я очутился на краю мира. Передо мной зияла бездонная дыра хаоса. Все мироздание осталось позади. Вселенная дышала за спиной, всей своей тяжестью подталкивая к бездне. Какое головокружение! Мне хотелось попятиться. Но я боялся шевельнуться. Шаг вперед, и я упаду, и меня проглотит, пожрет, растворит в себе ничто. Я закрыл глаза, но от этого головокружение и тошнота только усилились. Космос опрокинулся. Что происходит с этим миром — он слишком тяжел или слишком непрочен? Того и гляди, с минуты на минуту исчезнет. Или раздавит меня своей тяжестью. Я осел на землю между наполненностью и пустотой.