Татьяна Ревяко - Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Приговор делал из меня крутого. И поэтому волей-неволей уважение. Если я начинал им рассказывать свою жизнь, рестораны, девочки… Про КГБ, про тех, с кем сидел…

— А с кем сидел?

— Валютчиков обычно не сажают с валютчиками. Сперва я сидел с диверсантом каким-то: он на шахте диверсию совершил. Но с ним пребывание в камере меня угнетало: больной человек.

Следующим «пассажиром» в моем «купе» стал курсант военного училища. Его за участие в военной организации «Солдаты свободы» привлекли, могли дать 15 лет.

— Что за организация?

— Какая-то политическая группировка свободных офицеров. Не солдат, а офицеров. Он был молодой, моего возраста. Рисовал. Нам было интересно.

— Когда меня перевели в другую камеру, появился Макаренко, осужденный по 73-й статье (агитация и пропаганда) и по 88-й (валюта). Всего он получил восемь лет. Человек очень интересный и по тем временам, можно сказать, зэк номер один. О нем писала вся западная пресса. Когда освободился в 77-м г., узнал из советской прессы, что Макаренко уже работает в Мюнхене, на радиостанции «Свободная Европа». Очень известный человек. С одной стороны, он вроде умелый коммерсант, с другой — крупный коллекционер. В его коллекции были картины Шагала, Пикассо. Ему вменялось то, что он был зам. председателя Центрального Исполнительного комитета Коммунистической партии (Всесоюзного движения «Трудящиеся за коммунизм»). Тайной партии, якобы созданной в Советском Союзе в 1948 г.

Мне вообще везло. Я пришел в зону, там человек был, которого судили за наркотики. Стюард на авиалинии Москва — Баку. И когда у меня были дела, связанные с Баку, я все время летал на самолете, где он был стюардом. Его звали Коля-выключатель. Такой здоровый, метр девяносто, громила.

Я пробыл в этой зоне три месяца, и меня опять вернули в КГБ. И после этого, благодаря стараниям моей матушки меня перевели в Тулу. (Мать у меня была пробивная женщина.) Я где-то около пяти лет просидел в Туле. Там очень хорошая зона. Благоустроенная. Горячая вода. Кругом асфальт. И когда время пришло (я отбыл две трети), я решил ехать на поселение.

— Освободился, и прописали меня не в Москве, а в Александрове. Помню, приехал к девушке в Москву. Вдруг меня «берут» по всем правилам, отвозят на границу области и передают представителям власти Александрова. Как на границе шпиона меняют.

Прошло несколько месяцев, и КГБ выполнил свою угрозу меня посадить — мне навесили еще «червонец». Тогда, в 1977 г., я просто ничего не успел сделать. Но КГБ считал, что я должен сидеть. Дело было полностью сфабриковано, ни один нормальный суд не принял бы его к рассмотрению. В своем последнем слове я пошутил: «Я — советский человек, учился в советской школе и институте. Но в моих жилах течет кровь буржуазных предпринимателей».

Государство сейчас радо — я приношу ему прибыль. Меня ведь судили не столько за валюту, сколько за рок-движение вообще. Предъявлять счет государству бессмысленно. Лежит у меня бумажка с официальными извинениями, и с меня достаточно.

Я вовсе не считал и не считаю себя явлением, я просто неплохой профессионал. Ведь сейчас то же самое государство хлопает меня по плечу и говорит: «Давай, давай, Юра, молодец!» Кстати, хлопает оно, а на душе тревожно — статья та не отменена до сих пор, и завтра я не сумею доказать, что доллары заработал, а не купил. И — вперед снова по Владимирке…

(По материалам газеты «Совершенно секретно», № 2, 1992 г. Евгений ДОДОЛЕВ. «Экс-валютчик шоу-бизнеса»)

Александр Руцкой. Генерал-майор авиации, экс-вице-президент Российской Федерации. После печально известных событий «черного октября» 1993 г. он, вместе с другими членами оппозиции был арестован и препровожден в Лефортово. Там Александр Руцкой находился в течение 5 месяцев, вплоть до принятия Государственной Думой в конце февраля 1994 г. постановления об амнистии.

Вскоре после освобождения Александр Руцкой дал интервью корреспонденту «Комсомольской правды» Александру Гамову, в котором, наряду с изложением своего взгляда на события сентября — октября 1993 г., рассказал о «лефортовском периоде».

Приводим отрывки из этого интервью.

— Александр Владимирович, до сего дня почти ничего не известно о Вашем «лефортовском периоде». Как Вы жили эти пять месяцев в заключении?

— Начнем с того, что салом и солеными огурцами, как вы однажды написали в «Комсомолке», я там особо не увлекался. Потому что передачи разрешалось приносить два раза в месяц по 5 килограммов. А в этот вес входило абсолютно все: и туалетные принадлежности, и сигареты, да и многое другое.

— Насчет сала и соленых огурцов беру свои слова обратно. И все же — как в «Лефортово» кормежка?

— Сказать, что там плохо готовят еду, просто язык не поворачивается. Мои соседи по камере, а у них это была уже не первая «ходка», со всей ответственностью утверждают, что «Матросская тишина» или «Бутырка» — кошмар по сравнению с «Лефортово». Каждую неделю меняют простыни, еженедельно — баня. Отношение обслуживающего персонала к арестованным — в соответствии с законом. То есть никаких оскорблений, хамства, издевательств.

Но, откровенно сказать, сидеть тяжело. Все-таки тюрьма. Да и сам режим — «крытка», как его называют в уголовном мире... Пол и потолок — бетонные, стены — кирпичные, маленькое окошечко и то с затемненными стеклами. На прогулку выводили только один раз в сутки, точно в такую же камеру, но без крыши. Вода в камере только холодная. И тут же, рядом с умывальником, туалет — «параша», как ее называют, и три кровати — «шконки». «Жизненное пространство» — 4 х 2,5 метра… Первые два месяца — полное отсутствие аппетита, бессонница: от переживаний. Даже малейший шум где-то в соседней камере или в коридоре — и ты уже просыпаешься.

— Кто были Ваши соседи по камере?

— За пять месяцев поменял три камеры, сидел в одиночке, вдвоем, втроем. Разные люди были — и контрабандисты, взяточники, и торговцы оружием, и те, кто занимался провозом и торговлей наркотиками. Каждый из них по-своему был интересен.

— Как они к Вам относились?

— С уважением. Всегда делились со мной всем, что им приносили, разумеется, я с ними делился тоже. Жили дружно.

— Со взяточниками и контрабандистами?

— Причем тут взяточники и контрабандисты — это прежде всего люди.

— А в тюрьме не перестукиваются?

— А с кем перестукиваться? Если нас, оппозицию, держали на достаточно большом расстоянии друг от друга. К тому же начнешь перестукиваться, тут же открывается камера, входит надзиратель — в блатном мире его называют «вертухай», — требует прекратить.

— Конечно, в тюрьме не повеселишься… И все же, какие-то смешные эпизоды были?