Михаил Хитров - Святой Алексей, человек Божий

– Скажи, почему осмеливаешься ты противиться императору и вести себя столь дерзко? – спросил префект.

– О какой дерзости ты говоришь, что ты хочешь сказать? – спросил в свою очередь святитель. – Я тебя не понимаю…

– Я хочу сказать, что ты не хочешь быть одной веры с императором, между тем как другие покорились ему.

– Господь мой не дозволяет мне. Я не унижаюсь до рабского поклонения сотворенному, потому что я сам – творение Божие и мне заповедано приближаться в совершенстве к Богу.

– А нас, за кого же ты нас принимаешь? – вспыхнул префект. – Разве мы – ничто, мы, имеющие власть повелевать? Как! Разве ты не находишь, что высоко и почетно быть заодно с нами?

– Вы, префекты, люди очень знаменитые, однако вы не более Бога.

– И ты не страшишься власти, которою я облечен?!

– Зачем же страшиться? Что можешь ты? Что придется мне претерпеть?

– Что ты можешь претерпеть?.. Множество наказаний: отнятие имущества, ссылки, пытки, смерть…

– Назови что-либо другое, если хочешь устрашить меня. Их всех угроз твоих ни одна меня не пугает. Не имеющий ничего не боится отнятия имения. Разве тебе нужны вот эти изодранные одежды и несколько книг, составляющих все мое богатство? Я не признаю ссылки, потому что не считаю себя связанным никакою местностью; не считаю своей ту землю, на которой теперь живу, и буду считать своей всякую другую, на какую меня бросят. Вся земля Божия, а я на ней – странник и пришелец… Что сделают мне мучения? С первого же удара тело мое разрушится, а твоя власть только над ним. Смерть будет для меня благодеянием, потому что она вознесет меня к Богу, для Которого живу и Которому служу; большею частью я уже умер, и буду счастлив, если скорее отойду к Нему.

– Никто до сих пор не говорил со мною так свободно.

– Знай, что мы кротки и миролюбивы. Не только мы смиренны перед великим императором, но даже перед всяким из простого народа, самого низкого звания.

Но коль скоро подвергают опасности дело Божие, мы видим только Его одного, а все остальное считаем за ничто. Огонь, меч, дикие звери, железные когти, далеко не устрашая, приводят нас к вечной радости. А потому прекрати лучше твои угрозы и делай что хочешь, наслаждайся своей властью. Пусть император это слышит: нас ты не преодолеешь, не вынудишь нашего согласия на нечестивое учение.

На этом свидание окончилось.

«Мы побеждены, – доносил префект императору, – епископом этой церкви, он выше угроз, сильнее всех речей, нечувствителен к лести. Следует обратиться к более трусливым».

Немудрено, что Восток, несмотря на религиозные смуты и гонения, Восток с своими великими святителями и подвижниками привлекал неотразимо внимание к себе со стороны возвышенных душ Запада .

Наконец, Валент вернулся в Константинополь. Все население столицы встретило его как виновника общественных зол. Он не успел еще отдохнуть в столице, как, появившись в Ипподроме, с ужасом услыхал мятежные крики толпы.

– Оружия! Оружия! – ревела толпа. – Мы и без тебя избавим провинции от опустошений дерзкого врага.

Бесполезные порицания толпы, которая выказывала храбрость на словах, вдали от действительной опасности, только ускорили падение Римской империи. Невежественная и легкомысленная толпа заставила Валента действовать с отчаянной торопливостью. Решительное сражение между готами и римлянами произошло близ

Адрианополя. Римляне, после ужасного кровопролития, потерпели такое поражение, какого они не испытывали со дня битвы при Каннах, но последствия которого были несравненно гибельнее. Валент, среди всеобщего смятения и ужаса, был покинут своими телохранителями и тяжело ранен стрелою. Один отряд бросился было к нему на помощь, но нашел только груды изломанного оружия и изуродованных трупов, а несчастного государя не было ни между живыми, ни между мертвыми. Слуги успели перенести его в соседнюю хижину и поспешили перевязать его раны. Но и это скромное убежище окружили немедленно варвары. Они пытались было взломать двери, но, когда на них посыпались с кровли стрелы, они, потеряв терпение, подложили огонь под груду сухого хвороста и сожгли хижину вместе с римским императором и его свитой. Валент погиб среди пламени…

Ужасно было опустошение, произведенное варварами на всем пространстве от стен Константинополя до самых границ Италии. Иероним посетил эти места впоследствии и с ужасом передает нам о неистовствах варваров, убийствах, поджогах, об осквернении церквей, которые были обращаемы в стойла для лошадей, о презрительном обращении с мощами мучеников… Но все это было только началом наступавших еще более ужасных бедствий. Недалеко было уже то время, когда Рим должен был увидеть варваров на своих улицах…

Для окончательного устройства дела по случаю предстоящей женитьбы Алексея Евфимиан с семейством прибыл в Рим, в самый разгар толков об адриано-польском погроме. Впечатление было ужасно. Все бледнели при одном имени готов.

– Это, однако, изумительно, – говорил Евфимиан под свежим впечатлением всех толков в присутствии сына и Руфина. – Я не понимаю этого страха, овладевшего всеми. Верят всему, даже самому невероятному. Сегодня мне передавали, будто после сражения один из готских вождей заявил с наглым хладнокровием, что ему надоело убивать римлян, что он не может понять, каким образом люди, бежавшие от него, как стадо баранов, осмелились оспаривать обладание своими сокровищами и землями…

– Я сам того же мнения, – возразил Руфин. – В самом деле, разве нельзя пополнить потерю солдат набором новых в многолюдных восточных провинциях? Варвары захватили оружие и лошадей. Но многочисленные каппадокийские и испанские конные заводы могут доставить достаточное количество лошадей для формирования новых отрядов. В империи тридцать четыре арсенала наполнены всякого рода оружием, а богатства Азии дадут и денежные средства. Между тем, никто не говорит о поправлении дела, о принятии необходимых мер, и только слышишь одно: ужас, ужас, ужас…

– Зато много говорят о предстоящих гладиаторских играх, зато… – сказал было Алексей.

– Об этом что и говорить? Только и живешь спокойно в деревне, – произнес со вздохом Евфимиан. – Не люблю осуждать, но что же делать? Пороки, злодеяния, лень, небрежность и разгул – вот что встречаешь на каждом шагу. Говорят о поражении Валента так, как будто смерть и гибель перед глазами, и сейчас же выражают опасение, как бы не были отложены игры и ристания…

– Я думаю, что пороки прекратятся разве с окончательным истреблением самого имени римлян! – воскликнул в волнении Алексей. – Желал бы я знать, изменили ли свой образ жизни какой-нибудь город или провинция, захваченные и разграбленные варварами? Смирились ли там?.. Не думаю. Таков уж характер римлян: они гибнут, но не исправляются… Где так живут, как у нас, там погибают прежде, нежели погибнут… Ты, Руфин, сейчас говорил о богатых материальных средствах, которыми еще располагает империя. Так утрой же, удесятери эти средства, но где ты возьмешь дух мужества, самоотвержения, а ведь без него все наши средства – только лишняя добыча варваров.