Михаил Хитров - Святой Алексей, человек Божий

Не менее интересовала каждого путника и столица Египта – роскошная Александрия. Это был уже город не совсем египетский, а полугреческий и полувосточный. Александрия широко раскидывалась по берегу, по направлению от востока к западу, на пространстве трех географических миль. Улица от востока к западу – главная – блистала множеством разных великолепных зданий, храмов, дворцов, общественных заведений; другая большая улица простиралась от севера к югу и не уступала первой в роскоши зданий. Против гавани красовался величественный Августеон – храм, посвященный первому римскому императору, окруженный обширным дворцом с портиками, залами, библиотеками, пропилеями, рощами, изобиловавший статуями и картинами и богато изукрашенный золотом и серебром. Но величественнее и великолепнее всего был Серапеон, еще возвышавшийся во всей своей красе, уступавший разве только одному римскому Капитолию. Но недолго оставалось уже ему красоваться!

Александрия не без основания считалась вторым городом в империи по своей обширной торговле. Торговые флоты и караваны привозили сюда сокровища из самых дальних и баснословных стран. Здесь можно было видеть величайшие редкости и драгоценности, какие только тогда были известны. Золотой песок, черепаха Аравии, жемчуг из Персидского залива, шелк из Китая, драгоценные камни и виссон из Индии – все эти богатства грудами виднелись в здешних гаванях. Везде кипела оживленная деятельность. Греки, римляне, египтяне, евреи, христиане и язычники, даже больные, слепые и подагрики, – все здесь находили себе дело, все увлечены были наживой и, казалось, поклонялись одному божеству – золоту. Естественно, что там, где ворочали огромными богатствами, где в оборотах были миллионы, где последний бедняк легко мог иметь обед из соленой рыбы с приправою лука или утолить свой голод потрохами в харчевне, запивая еду опьяняющим ячменным пивом, – распущенность нравов, роскошь, распутство поражали путника, как нигде в другом месте. Алексей, проходя по улицам города, подвергся тысячам разного рода насмешек, язвительных замечаний и шуток. Ему казалось, что этот смех, праздная веселость, шутки, остроумная болтливость заразили здесь всех, будто здесь никто никогда и не думал ни о чем серьезном и никакие высшие интересы не увлекали людей. Ему стало грустно и тяжело на душе, особенно после тех светлых впечатлений, которые он вынес из Палестины. Быстро прошел он, не оглядываясь по сторонам, Каноб, это место словно созданное для наслаждений, где при живительной прохладе, навеваемой морским ветром, можно было забыть обо всем мире. Сюда спешили больные к храму Сераписа, чтобы получить исцеление от болезней, но всего больше стекалось народу для того, чтобы предаться здесь самому необузданному разврату. Канал в три мили, который соединял эту часть города с Александрией, покрыт был барками, перевозившими целые общества мужчин и женщин. Эти барки, с каютами, то и дело приставали к берегу в тени выходящих из воды кустов египетского боба, и тут веселые путники пировали среди великолепия и благоухания цветов, здесь же на барках раздавались звуки флейт и исполнялись самые сладострастные танцы… «Теперь ясно, – думал Алексей, – почему Дух Божий указал на пустыню людям, ищущим спасения». Алексей отыскивал здесь иерея, который заведовал странноприимным домом в Александрии, того самого Исидора, который посещал Рим вместе с Афанасием и хорошо знаком был с его отцом. От него он надеялся получить указания относительно дальнейшего путешествия по Египту, а главное, хотел просить его доставить ему случай повидать и побеседовать с знаменитым христианским учителем, слава которого распространялась по Египту и по Востоку – со слепцом Дидимом. Потеря зрения постигла его еще в детстве, даже раньше чем он приступил к учению, но тем удивительнее было, что он сумел приобрести обширнейшие познания. Он в совершенстве знал грамматику, риторику, поэзию, философию, историю и геометрию, но все это было для него только пособием к глубокому проникновению в тайны Слова Божия. Он знал Священное Писание наизусть и руководствовался трудами Оригена, гений которого высоко чтил. Вместе с Афанасием великий слепец выступил горячим борцом против арианства. Сам великий Антоний приходил из глубины своей пустыни, чтобы видеть и слушать Дидима, и в восторге восклицал: «О Дидим, не жалей о слепоте твоей! Правда, ты лишен плотских очей, которыми мы одарены наравне со змиями и кротами, но зато тебе даны очи души, способные, подобно Ангелам, созерцать незримое Божество!»

В Ксенодохии Алексей скоро нашел Исидора. Он уже казался далеко не молодым, но приветливая улыбка, живость речи и теплая общительность остались те же. Алексей назвал себя путником, пришедшим с далекого Запада, чтобы видеть знаменитых наставников Востока и поучиться святой жизни у великих подвижников.

– Благодарение Господу! – воскликнул Исидор. – Видно, еще не иссякло у людей стремление к Богу. Многие приходят ко мне за указаниями… Слышно, сама Павла, знаменитая отрасль великой римской фамилии, отложив суету земную, из Рима собирается на Восток.

– Скажи мне, отец, в каком положении находится в настоящее время пустынножительство? Дух Антония пребывает ли в его последователях?

– О, уже более века прошло с тех пор, как Дух Божий поселил в пустыне первых отшельников, и много перемен произошло с тех пор, но, благодарение Господу, эти перемены такого рода, что им можно только радоваться… Но, чадо мое, ты устал с дороги, я сейчас распоряжусь, чтобы приготовили все для твоего отдохновения. Надеюсь, ты не сегодня и не завтра уйдешь от нас? Сегодня вечером я буду свободен от занятий и готов беседовать с тобой.

Алексей с удовольствием согласился провести несколько дней под гостеприимным кровом Исидора.

В тенистом саду Ксенодохии вечером Исидор и Алексей сошлись для задушевной беседы. Исидор не мог не заметить, что пред ним – высокообразованный и, наверное, из хорошей семьи юноша. Опытного иерея глубоко трогали искренность, задушевность религиозного чувства, внутренний огонь, разгоравшийся во всем его существе, и бесповоротная решимость посвятить себя служению Господу. Старец, сохранивший живость и общительность характера с юных лет своей жизни, с большим увлечением отдался живой, сердечной беседе и передал своему юному слушателю все, что знал о первых отшельниках, о великом Антонии, которого хорошо знал лично.

На следующий день Исидор проводил Алексея и познакомил с слепцом Дидимом.

Скоро, после первых приветствий, разговор перешел к предмету, в то время более всего интересовавшему Алексея.

– Иночество умножается, но умножаются и возгласы против подвижничества, – говорил маститый слепец. – Ты услышишь их повсюду, но не смущайся. Говорят, эти люди бежали от общества, удалились в пустыню и думают, что в этом удалении они найдут спасение души… Но разве пустыня заперта для общества? Разве ты усомнился из дальних стран прибыть в Египет, чтобы видеть отшельников?