Юлия Гайнанова - Бутылка. Книга для тех, кто любит выпить

Поэтому я, как говорится, отстала от этого мира. Оказалось, что достаточно быть просто честной с собой.

Мы с Сережей заново стали учиться общаться, быть честными и доверять друг другу.

Я пишу эту фразу, но между ней и нашим последним разговором было два алкогольных срыва, бесконечные выяснения отношений, разъезд и почти развод, а потом решение начать все заново.

Мы все это время были на связи с Юлей, я ходила к психотерапевту, к астрологу и один раз даже к гадалке, но в конце концов трезвость, бег и исследование себя с разных сторон привели к этому результату.

И я начала рисовать.

Когда я ушла от Сережи, отвезла детей отцу и несколько дней провела совершенно одна. Мне удалось сместить фокус внимания и понять несколько важных вещей.

То, что я узнала о любви в детстве, до сих пор влияет на меня каждый день. И как бы я ни хотела брать на себя ответственность за свою судьбу, я никогда не начну жить спокойно, если буду отрицать эту простую истину.

До Сережи меня всегда привлекали молодые люди, которые сегодня любят, а завтра уже ненавидят. Те, кто вел себя последовательно, были мне практически неинтересны. Если бы не Сережина популярность, моя обескураженность его нормальностью разрушила бы нас до того, как мы успели родить детей. Но сначала умерла мама, потом беременность, и вот я уже так крепко приросла к нему, что просто не понимаю, что делать, ведь я по-прежнему пытаюсь вернуться к тому единственному виду отношений, который знала и привыкла.

Первый раз, когда я почувствовала нашу нормальность и начала тревожиться, оказался в медовый месяц. У меня не было никакой системы координат для подобного поведения. Сережа не изводил меня ревностью или претензиями и, самое главное – не пытался воспользоваться именем мамы для собственной выгоды.

Его жизнь мало напоминала то, что я думала о настоящих художниках и видела на богемных тусовках. Он каждый день уделял по несколько часов практике, каждый вид деятельности проходил по расписанию, от которого он почти никогда не уклонялся. Его жизнь была упорядочена, он точно знал, что будет делать послезавтра, через неделю и даже через месяц. Он не менял свое отношение ко мне, даже если я вела себя истерично или экстравагантно.

Я помню, как выплеснула ему бокал вина в лицо, после чего он вытерся и спокойно сказал, что, если это повторится, он будет вынужден уйти. Только подумать – вынужден будет! Меня как будто нанизали на шампур из морозилки, потому что я точно знала, что он действительно уйдет. Ведь он, черт побери, всегда делал то, о чем говорил, всегда выполнял свои обещания.

Я радовалась, когда мои прошлые беспутные любовники внезапно давали мне подачки. Когда звали на ужин, предварительно пропав на месяц и не попрощавшись, или приглашали на выставку. Но Сережа был доступен мне постоянно, хотя я и хорошо усвоила, где пролегает та граница, за которой я его потеряю. Эту границу нельзя было передвинуть или засыпать песком, сделать вид, что ты ее не заметил. Да, Сережа был доступен мне постоянно, но я знала, что есть правила, которые нельзя нарушать. И это меня бесило. Я привыкла к непредсказуемости.

В период, когда мы с детьми жили отдельно, я составила список всех отношений, которые я доводила до кризиса с одной незамысловатой целью – оживить. С Сережей я делала это постоянно. Усвоив, где стоит забор, я, однако, не преминула прогуливаться до него, залезать на него, а иногда и свешивать с него ноги или просовывать в него голову, просто чтобы пощекотать нервы.

И хотя я все это понимала на интеллектуальном уровне, мне понадобилось еще полгода, чтобы измениться и ответить себе на вопрос, что значит доверие в отношениях.

И я никогда даже близко бы не подобралась к пониманию таких простых вещей, не будь я трезвой.

Оказывается, что, когда мне плохо, больно, грустно, стыдно или обидно, никто не прочитает это ни по губам, ни по особенному взгляду. Более того, когда ты открыто (и спокойно) говоришь о том, что тебя не устраивает, никто не спешит защищаться или нападать. У меня не было такого опыта: доверию меня отучали с раннего детства.

Здоровые близкие отношения так пугали меня, что, когда я осознала, насколько мала была вероятность, что моим партнером станет такой человек, как Сережа, меня это сильно встревожило.

Сегодня я верю, что он не собирается унижать меня или специально причинять неудобства. Открывать ему себя стало самым сложным испытанием после отказа от любимой подруги – бутылки. Но что поделать, если только так можно по-настоящему узнать другого человека.

Я училась не только говорить о том, что чувствую, но и не оскорблять, ну или как минимум выслушивать его, когда он делится со мной. Мы потратили часы на обсуждение разных ситуаций, когда наши слова друг друга ранили, чтобы не допускать их повторения.

Я попала в совершенно новый мир под названием «Я не имел это в виду», и мне оставалось только поверить. Потому что зачем иначе Сережа вообще был рядом? Я не понимала этого. Я удивлялась не только тому, сколь изощренны были мои придумки в качестве расшифровки его жестов или взглядов, но и тому, насколько неадекватно я оценивала собственные реакции.

Я впервые в жизни сконцентрировалась на себе, на том, что я говорю или делаю, и не скажу, что это все мне шибко понравилось. Представь, что ты сидишь на представлении, ты весь в сцене и вдруг выпрыгиваешь из тела и начинаешь наблюдать не за актерами, а за собой, за тем, как выходишь в туалет посереди спектакля, как нечаянно толкаешь соседнюю даму или прикрываешь рот, когда тебе смешно.

Я вдруг стала замечать себя. Постоянно. Это было довольно странно. Но и логично, ведь как я могла наладить доверительные отношения с мужем, если для начала я не могла доверять себе? Нельзя же довериться незнакомке.

Узнавая Сережу, я не всегда осознавала, что может быть для него болезненно. Для начала я вообще не понимала, зачем озвучивать очевидные вещи. И только когда до меня дошло, насколько реальное положение дел отличается от скриншотов в моей голове, поняв, как странно я выбираю точки, чтобы приблизить или навести резкость, только тогда я открыла рот, чтобы наконец сказать: «Меня ранят твои слова». И когда Сережа вместо того, чтобы развернуться, довольно искренне начал задавать мне вопросы, я расслабилась. По-настоящему, а не так, как с вином.

Это не значит, что сейчас у нас в семье царит идиллия. Но зато сейчас мы – семья.

Освободившись от предрассудков о том, что меня кто-то осуждает, что стыдно творить рядом с таким гением, как мой муж, я начала рисовать. Те самые удовольствие и удовлетворение, за которыми в прошлом я гонялась с помощью алкоголя, стали приносить мои рисунки. Это были удовольствие и удовлетворение от того, что я смогла закончить начатое и следовала собственному замыслу. И я рада, что была трезвая каждую минуту, когда держала в руках карандаш и кисть. Я рада, что чувствовала каждой клеткой любой страх и сомнение, потому что именно они и дают кайф от победы, от удовлетворения конечным результатом, несравнимым с любым дурманом.