Зинаида Каткова - Где ты, счастье мое?

— Какое имеет значение, когда я приехала? — небрежно заметила Нелли.

— Как ты не понимаешь! — всплеснула руками тетя, зашмыгала носом, несколько раз промокнула глаза надушенным платочком. — Одно его слово… — она перехватила предостерегающий взгляд мужа, строго поджала губы. — Не такое время, чтобы бросаться родством с профессором.

Долго еще дядя с тетей читали наставления, учили, как вести себя с Васей: не перечить ни в чем, быть ласковой, послушной, потерпеть, смириться с неудобствами провинциальной жизни. Нелли уже не слушала. Потрясенная, растерянная, она понимала одно: не ехать нельзя. Иного выхода все равно йот. она сидела на диване, ссутулясь, втянув голову в плечи, не сводя глаз с замысловатого узора на ковре. Совершенно безучастная к судьбе дяди и тети, к тому, что с ними будет дальше, она испытывала острую жалость к себе. «Кичились, кичились и вот, попались, как заяц в силки. Теперь задумали прикрыться мной». Хотелось отстегать их словами, по понимала: сердить дядю и тетю нет никакого расчета. Да и онасно, можно остаться ни с чем. Вещи, ценности… С деньгами можно поехать куда угодно, не обязательно к Васе. Да, он ждет, скучает. Что бы ни случилось с её родными, Вася не бросит ее, не отвернется, ни в чем не упрекнет. Но как там жить? Погубить свою молодость, свои лучшие годы? Ради чего? Дядя с тетей не сумели спрятать копны, теперь спасают свою шкуру. хотят укрыться за спиной влиятельного профессора. А ей, Нелли, какое дело? Ради этих кичливых ротозеев похоронить себя в лесу? Нет, Нелли не настолько глупа.

Думая так, Нелли ничем не выдала своих намерений. Этому искусству — скрывать свои чувства — её тоже научила тетя.

Ночью, лежа на своей мягкой постели под пуховым одеялом, Нелли прикидывала, как сделать, чтобы дядя с тетей не провожали её на вокзал, не узнали, куда она поедет. Она твердо решила поехать куда-нибудь на юг, в шумный портовый город и навсегда порвать связь со своими столичными родственниками. Так будет лучше, по крайней мере, для нее. Но дядя оказался предусмотрительнее, чем она думала. Кто-то из его друзей купил для Нелли билет, отвез и сдал вещи в багаж малой скоростью. Нелли кусала губы от досады, на глазах накипали злые слезы, по делать было нечего, приходилось смириться.

— На вокзал поедешь одна, — говорила тетя. — Не забудь сразу же дать телеграмму Васе, чтобы встретил. Вдруг приедешь ночью, тогда что? Да и добираться одной до него… Муж обязан встретить. За вещами в город приедете потом. Постарайтесь провезти их к себе незаметно — не к чему мозолить людям глаза. Живите скромно, на Васино жалованье, не век так будет.

Вот тут-то Нелли и осенила мысль: ведь в том городе, куда ей взяли билет и откуда она потом на автомашине должна добираться до постылого Васиного леспромхоза, живет её родная мать. Верно, Нелли её почти не помнит. Тетя рассказывала, что ей шел всего пятый годик, когда дядя привез ее, худую, изможденную, ни слова не знавшую по-русски замарашку, к себе, в Москву — мать сочла девочку обузой, хотела отдать в детдом. Хорошо, что дядя оказался там, был в отпуске, иначе быть бы Нелли «приютским оборвышем», как говорила тетя. Нелли не знает, так оно было или не совсем так. От того далекого прошлого в памяти, как смутный сон, осталось только ощущение полумрака, постоянного желания поесть, согреться и еще — женщина в белом шершавом платье, с шершавыми руками, на которых было тепло, удобно лежать. Женщина эта, мать, часто и надолго уходила. Нелли ждала ее, плакала, жалась к брату, по он тоже убегал, и тогда Нелли было страшно, неуютно, холодно. Потом появился дядя и много-много вкусной еды. Потом спи долго ехали. Наконец, жизнь как в сказке: красивые платья, игрушки, мягкая теплая постелька, сытная еда и другая женщина, которой Нелли говорила «мама», а тому, кто привез ее, — «папа». Тогда она еще не знала, что означают эти слова. Потом смутно почувствовала, что они ей никакие не папа и не мама, но не знала, как называть по-другому, когда пришла пора получать паспорт, все открылось. С той поры Нелли все реже и реже стала произносить слова «папа» и «мама», пока окончательно не перешла на «тетю» и «дядю».

Вспомнив о матери, Нелли не знала, сердиться ей или радоваться. Почему мать за все эти годы ни разу не повидалась со своей дочерью? Этот вопрос Нелли задавала себе уже не впервые и каждый раз испытывала обиду, перераставшую в глухое озлобление: значит, права тетя — не окажись там дяди, мать отдала бы её в детдом и навсегда бы забыла о ней.

Недоброе чувство испытывала она и к дяде с тетей: коли так, почему они не удочерили её по закону? Не знала Нелли, что родная мать её неоднократно приезжала в Москву, чтобы забрать дочь к себе, но стараниями хитрой тети ей не удавалось даже повидаться с девочкой — то Нелли прятали на даче, то отправляли в пионерлагерь, то она, ничего не подозревавшая, гостила у каких-то «хороших знакомых». Поначалу тетя приютила девочку из онасения потерять мужа — своих детей у них не было, и это его весьма огорчало. Потом, незаметно для себя, тетя привязалась к своей воспитаннице, души не чаяла в ней и не допускала мысли, чтобы вернуть её матери, наоборот, много раз просила, умоляла её отдать им девочку насовсем, но та решительно не соглашалась. Они рассорились окончательно. Тетя запретила ей приезжать к ним, заявила, что не пустит на порог. Не раз отчаявшаяся женщина подумывала обратиться в суд, по останавливало её одно: виданное ли дело — судиться с родным братом?

Незадолго до своей свадьбы Нелли наткнулась на письмо матери, адресованное дяде. По обратному адресу поняла, что мать живет не в деревне, как ей говорили, а в городе, из любопытства хотела прочесть, по не смогла — написано не по-русски. Отнесла в кабинет дяди, положила на стол. Хотела потом спросить его, что она пишет да забыла. Тогда ей это было ни к чему, теперь — другое дело, не мешает заиметь адрес матери, авось пригодится.

— Дядя, а ты не дашь мне адрес… ну своей сестры, что живет где-то там же. — с хорошо наигранной небрежностью спросила Нелли.

— Зачем тебе её адрес? — встревожилась тетя, бросила испуганный взгляд на мужа.

— Так, на всякий случай. Вдруг приеду ночью, а Вася не сможет встретить. Мало ли что… Может, выехал куда. Он же там ездит но лесным участкам. Что мне тогда, на вокзале прозябать? Сутки? Двое суток? — голос Нелли капризно задрожал. — Хотите, чтобы меня там обокрали, да?

Дядя молчал, что-то обдумывал. Вот он поднял голову, глянул на жену.

— А ведь это резонно. Часть вещей можно оставить у сестры — надежнее. Живет одинокая женщина, пенсионерка или близко к этому, никому и в голову не придет…

После коротких наставлений — времени было в обрез, Нелли пора ехать на вокзал — дядя вручил ей адрес матери.