Зинаида Каткова - Где ты, счастье мое?

Окрыленная, чувствуя в себе давно небывалый прилив сил, Пелагея Романовна принялась за уборку квартиры. Сегодня Натали поступит на завод, вольется в рабочий коллектив. Эго для них большой праздник. Надо чтобы все в квартире сверкало чистотой, уютом. Первый шаг на пути в самостоятельную, жизнь… Такое бывает раз в жизни. «Ничего, выправится», — снова подумала Пелагея Романовна, сияя тихой, ласковой улыбкой.

Уже в сумерки Нелли позвонила в свою квартиру. Матери дома не оказалось, пришлось открыть дверь своим ключом.

Нелли вошла в комнату и остановилась, пораженная. Комнату заливал яркий свет — мать сменила электролампочку. Все выглядело торжественно, празднично. Стол выдвинут на середину, в центре стола, в окружении тарелок с разными яствами, горделиво высилась бутылка шампанского. На спинке кровати, у изголовья, висело наглаженное платье Нелли, на другой — тёмно-синий бостоновый костюм матери. «Что за чудеса? Вероятно, должны прийти гости», — подумала Нелли.

Как раз в эту минуту появилась Пелагея Романовна.

— Ой, ты уже здесь! А я в магазин бегала, конфет забыла купить, — она положила на стол два бумажных кулька. — Тут твои любимые «Чио-чио-сан», а это — карамель «Гусиные лапки». Люблю с ними чайку попить. Давно пришла?

— Только что. У нас что, гости будут?

— Будут. Ты да я. Сегодня вдвоем отпразднуем, сами — гости, сами — хозяева. Давай будем наряжаться — и за стол. Как там Нина? Нет, сначала скажи, к кому тебя прикрепили? Я просила к Симе. Валя, та не больно-то разговорчива. Да что с тобой? — заметив неподвижность Нелли, её вымученную улыбку, встревожилась Пелагея Романовна.

— Я… в общем так получилось, в столовую зашла… ну и…

— Хороню сделала, что зашла. С утра не емши… Поди, не обедала?

— Обедала.

— Вместе с девчатами?

— Да нет… Не была я на заводе. Понимаете? Не была! Устроилась на работу в столовую. Официанткой. Хотела в ресторан…

Пелагея Романовна пошатнулась, как слепая, нащупала кран стола, тяжело оперлась, смахнув на пол кульки с конфетами. Перепуганная Нелли подбежала, подхватила её под. мышки.

— Уй-ди, — чуть слышно прошелестела мать побелевшими губами, всей грудью навалилась на стол.

«Официантка… Что ж, тоже нужное дело. Но ведь мы договорились! Сказала бы сразу: «Не хочу! Не желаю!» Так нет… Душу ей открыла… Всю наизнанку вывернула… А она в эту душу… плюнула. Родной матери в душу наплевала!»

— Авай, с сердцем плохо, да? Где валерьянка? Я сейчас…

— Уйди!

«На заводе ждут ее. Девчата… Милые родные девчата. Что я теперь им скажу? Как в глаза им гляну, ученицам своим? Директора обманула… Начальника цеха… Всю бригаду обманула! Стыд-то какой… Ох! Лечь надо скорее… На постель лечь. Чего она стоит? Нел-ли… Ушла бы, сгинула».

Пелагея Романовна с трудом оторвалась от столешницы, кусая губы и хватаясь за сердце, сделала несколько шагов, легла на постель.

Нелли, давя конфеты, беспомощно топталась на месте, понимала, что нужно что-то делать, может быть, позвать на помощь и не решалась оставить мать одну. Вдруг она громко всхлипнула, закрыла руками лицо, убежала на кухню. Вернулась скоро, испуганно глянула на мать и сердце её сжалось. Не раздетая, мать по-прежнему лежала, высоко закинув голову и безвольно раскинув натруженные, с узловатыми венами, руки. Лицо её было бледное, губы плотно сжаты. Нелли скользнула взглядом ниже — грудь матери чуть заметно вздымалась. Значит, дышит.

Нелли вспомнила тетю. Сколько раз та, особенно после того, как дядю уволили с работы, с мокрым полотенцем на голове лежала на своей роскошной кровати из карельской березы, но ни разу Нелли не испытывала к тете такую острую жалость. Наоборот, в такие дни она злилась, старалась под каким-либо предлогом улизнуть из дома. Тетя без конца капризничала, голосом умирающей умоляла выключить телефон, не ходить по квартире, не разговаривать. Нелли с дядей ходили на цыпочках, говорили шепотом, по очереди дежурили у ее постели, старались угадать малейшее её желание. Но стоило прийти влиятельному знакомому — и тетя, наскоро припудрив лицо, подкрасив губы и облачившись в дорогой халат, с видом страдалицы выходила в гостиную, разыгрывала радушную хозяйку. «Как хорошо, что вы пришли! А у меня такая мигрень, такая мигрень!.. Лиза, детка, что же ты, подавай на стол. Такой гость! Нет, нет, и не думайте. Мне уже гораздо легче. Вы просто чародей, волшебник! Стоило вам прийти…»

Не смея подойти к матери, Нелли принялась собирать с полу конфеты, то и дело поглядывая на кровать.

Пелагея Романовна глубоко вздохнула, печальным взором обвела комнату, попыталась приподняться.

Нелли отшвырнула собранные в кулек конфеты, упала на колени перед кроватью, прижалась своей пылающей щекой к холодной безучастной руке Пелагеи Романовны.

— Авай, прости меня. Пойми, то есть умыло, мама… Не договорив, она снова горько расплакалась.

Пелагея Романовна медленно, с трудом подняла руку, занесла над белокурой головой дочери, только погладить… нет, рука беспомощно опустилась на постель. Прошла минута, может, две. Снова мать подняла руку, чуть коснулась волос дочери, и снова отвела. Какие чувства бушевали в многострадальной материнской груди? Почему она хотела и не могла погладить дочку по голове, приласкать её, утешить?..

Нелли захлебывалась слезами, вся содрогаясь от рыданий. Московская тетя назвала бы это истерикой, накапала валерьянки, вызвала врача. Но тетя была далеко. Да Нелли и не нужна валерьянка, как не нужен врач. Ей хотелось одного: чтобы мать пожалела ее, простила.

Рука матери вслепую нашла голову Нелли, принялась гладить, едва касаясь копчиками пальцев.

— Не плачь…

Понемногу Нелли затихла, вытерла платочком лицо, присела на край постели, горячо, взволнованно заговорила:

— Мама, пойми, я правильно сделала. Из-за этого так убиваться… Ты пойми, в столовой чисто, тепло…

— Не надо… Потом.

— Но, ты слушай! А на заводе кругом пыль, грязь..,

— Не надо!

— Станки шумят, грохочут — с ума сойти!

— Да, да, станки… Ты не видела…

— Разве для этого я десять лет училась? Чернорабочей стать? Токарь, фрезеровщица — все равно рабочие. Вечно ходить с обломанными ногтями? Замарашкой?

— Замолчи! Как ты смеешь…

— Нет, ты слушай! Я ведь на время только в столовую… Потом в ресторан перейду. Ресторан! Музыка! Шик-блеск! Там у меня знакомая официантка есть. Знаешь, сколько она от клиентов имеет? Да не в деньгах дело. Я могу и без работы жить. Ты думаешь, я нищая? Ха-ха! Мама, что с тобой? Мама-а!!! — внезапно взглянув на мать, вскрикнула Нелли.

Пелагея Романовна обеими руками держалась за сердце, лицо её исказилось от боли, губы беспомощно трепетали, в уголках сомкнутых глаз стояли слезы.