Зинаида Каткова - Где ты, счастье мое?

— Нравится? — спросил Доронин, проследив за взглядом редактора.

— Давно собираюсь спросить, откуда он у вас?

— Подарок одного друга с Енисея. Вместе партизанили. Чудесные маралы! Иной раз не по себе станет. Все мы человеки… Сяду вот так, — Доронин грузно навалился на стол, подпер щеку, — гляжу на этого красавца-рогача, друзей своих припомню… Леса белорусские… Болота… И посветлеет на душе. Тяжело было. Ох, тяжело! А ведь выстояли. — Взгляд Доронина посуровел, стал серьезным. — Значит, и теперь надо выстоять. Трудно, а надо.

— Трудно, конечно, но с теми трудностями не сравнишь, — сказал Невзоров, видимо, тоже припомнив свои фронтовые будни.

— Это верно.

— Интересно, какие мысли навевают Николаю Петровичу его мраморные львы, — смеясь одними глазами, обронил Невзоров, чтобы отвлечь себя и Доронина от давящих на сердце воспоминаний.

Доронин промолчал. Затем круто переменил тему разговора:

— Ты мне вот что скажи, редактор. Когда начнешь выпускать газету большего формата?

— Надо бы с первомайского номера… С кадрами беда, Александр Петрович. Вот отлучился на пяток дней — и хоть не выпускай газету.

— Знаю, все знаю, — Доронин легонько пристукнул ладонью по столу, живые карие глаза его снова потеплели, мягко очерченные губы тронула улыбка. — Пока ты там контрактовал телят, я тут тоже даром времени не терял, подобрал тебе двух человек.

— Ну?! Кто такие? — встрепенулся Невзоров.

— Один из уральских марийцев, недавно приехал. Два года работал литсотрудником в областной молодежной газете, так что с опытом.

— О, вот это хорошо! А второй?

— Второй для нас с тобой прямо-таки клад. Четверть века отдал газетному делу.

— Неужели Замятин?

— Он. Вчера звонил мне, договорились окончательно. Ну как, доволен? Признаешь, что секретарь райкома времени зря не терял? — Доронин любил веселую шутку и не упускал случая пошутить даже тогда, когда на душе у него было не спокойно, одолевали тревожные думы. Александр Петрович называл это «душевной разрядкой».

— Тут еще надо разобраться, — невольно подпадая под настроение Доронина, сказал Невзоров. — Лично я в деревне был, телят контрактовал. Как никак больше сотни голов в сводочке указано. А между делом… тоже двух человек подобрал.

— Где, в деревне?

— Нет, здесь. Если, конечно, райком не будет против.

— Смотря кого ты подобрал.

Невзоров боком привалился к столу, прищурил левый, голубой глаз, в правом, рыжевато-коричневом, устремленном на Доронина, светилось упрямство.

— Послушай, Александр Петрович, дай ты мне Соловьева. Человек рвется в газету, постоянный наш автор. Ну кому мы доверим отдел партийной жизни?

— Ладно, подумаем, — уклонился от прямого ответа Доронин. С того времени, как вышло постановление об увеличении формата районных газет, Невзоров уже не раз заговаривал с ним о Соловьеве, втором секретаре райкома комсомола. Соловьев, конечно, самая подходящая кандидатура, но кем его заменить? — Ладно, подумаем, — повторил Доронин. — Ну, а еще кто?

— Селькор наш, Екатерина Яшмолкина, по мужу — Пузырькова.

— Это та, что работает секретарем у Бикмурзина?

— Работала. Теперь собирается устроиться в городе. В семье у нее что-то не ладится. От мужа ушла.

— Как же Бикмурзин отпустил ее? — удивился Доронин. — Да еще в отсутствие главного инженера. С Пузырьковым они, вроде, ладят.

— Селькоров, особенно тех, кто пишет безо всяких прикрас, не держат, если те изъявляют желание уволиться, — сказал Невзоров. — У Яшмолкиной на этой почве уже были стычки с директором, да и с мужем тоже. Вообще, она там пришлась не ко двору.

Вошла секретарша, сухонькая женщина с коротко подстриженными седыми волосами и лучиками морщинок вокруг глаз.

— Александр Петрович, уже пять часов. Люди собрались.

— Пусть заходят, — разрешил Доронин. — Что ж, против Яшмолкиной у меня возражений нет… Сейчас будем разбираться с семенами, с подготовкой к севу. Оставайся, послушаешь.

— Рад бы — не могу. Выпуск газеты…

Выйдя из райкома, Невзоров с досадой почувствовал, что многое из того, о чем он хотел поговорить с Дорониным, осталось невысказанным.

Невзоров усмехнулся, вспомнив, чем он занимался все эти пять дней в колхозе «У куат». Контрактацией телят? Как бы не так. Председатель колхоза Харитонов, человек молодой, по башковитый, в первый же день заявил:

— Давайте так договоримся, товарищ «уполномоченный». Телят мы законтрактуем сами, ради этого вам не стоило и ехать сюда. И сводочку ежедневную будем передавать в район от вашего имени. А вам дадим лошадку да паренька хорошего в провожатые. Ездите себе по бригадам да фермам, несите народу слово партии. Не для галочки в отчете — этих галочек у нас хоть пруд пруди: и беседы были, и лекции, и доклады, — а так, чтобы до каждого дошло, за живое взяло. Ну, не мне вас учить, как и о чем говорить с народом. Согласны?

Конечно, он с радостью согласился стать на несколько дней пропагандистом-агитатором, охотно разъяснял колхозникам материалы декабрьского Пленума ЦК, с интересом выслушивал их соображения по поводу еще не использованных резервов и возможностей, о том, что мешает работе, тянет назад. Не только блокнот, даже голова пухла от всех этих предложений, замечаний, споров и конкретных пожеланий, основанных на многолетней практике. Вот обо всем этом ему и хотелось поговорить с Дорониным. Не успел. Загляделся на маралов, похвалился сводочкой по телятам, а главное — упустил.

Над Маскануром опускался тихий теплый вечер, полный весенних запахов. В высоком прозрачном небе, как стадо разбредшихся барашков, курчавились невесомые бело-розовые облака, предвещая и на завтра хорошую погоду. Как и днем, громко, на все лады, насвистывали неугомонные скворцы, ошалелые от радости возвращения в родные гнездовья и любовного угара. Все село казалось обновленным, принаряженным, сверкало чисто промытыми окнами, голубыми и белыми наличниками, новыми тесовыми изгородями, тротуарами, железными и шиферными крышами, а кое-где светлыми стенами из своего, марийского, силикатного кирпича. Деревья стояли в зеленой дымке, и эта призрачная зеленая дымка, пронизанная лучами заходящего солнца, казалось, струилась над всем селом.

Невзоров привычно здоровался со встречными знакомыми, краем уха ловил гул автомашин, изредка проносившихся по булыжной, уже подсохшей мостовой, звонкие голоса ребятишек, затеявших в глубине дворов свои бесшабашные игры и на мгновение как бы слился со всеми этими звуками, запахами, весенними красками, растворился в них. Но какая-то смутная тревога, засевшая в глубине души, не покидала его. Стряхнув с себя так некстати нахлынувшее оцепенение, Невзоров повел глазами по сторонам и с удивлением обнаружил, что прошел мимо редакции. А там, на столе, его. наверное, ждет готовая полоса. Стоило вспомнить о пей, как Невзорова со всех сторон обступили заботы. Предстоящее в самом ближайшем времени увеличение формата газеты, новый штат сотрудников… Какими-то они окажутся на деле? Ах, да, ведь сегодня он обещал зайти к Яшмолкиным. А время бежит, бежит…