Кира Акслер - Бог справедливости лжёт

Чаще всего попадало за четвёрки по химии.

– Почему, интересно, ты не можешь сложить в своей голове простую формулу угольной кислоты?! – кричала бабушка. Её тёмные глаза смотрели на воспитанника с нескрываемой ненавистью, руки вжимались в учебник химии, который от постоянных ударов об стол уже к концу сентября начинал выглядеть так, будто его грызли собаки. – Почему я, старуха, до сих пор это помню, а ты нет?! Если ты ещё хоть раз – хоть раз ещё, слышишь меня? – придёшь домой с четвёркой, я тебя даже на порог не пущу! Ты посмотри, стыдоба какая. Это же надо… И не дай бог кто-то твой дневник увидит. Что я потом буду говорить? Что это я в твоих оценках виновата? Я? Конечно, давайте теперь вообще во всём меня обвинять!

Обычно Кира не спорил с бабушкой и, когда ему наконец позволялось уйти, спешил спрятаться с ванной. Несмотря на выученное безразличие, он целиком находился во власти собственных чувств и никогда не решился бы заговорить, ведь знал, что голос его дрогнет. Кира хотел бы не любить свою бабушку также, как она сама не любила его, но что-то всякий раз мешало. Он оглядывался на жизнь с улыбкой, чувствовал горечь на языке и радовался, что родился с умением иронически относиться ко многим вещам. Он ещё в детстве стал понимать, что взросление вдали от отца и матери навсегда искалечило его отношение к самому себе и к окружающим.

Сентябрь стоял жаркий. От солнца в тесных школьных кабинетах было душно, улица дышала в раскрытые окна зловонным зноем. Над потолками кружили огромные зелёные мухи, и порой их жужжание становилось громче, чем неспешная речь учителя у доски.

Близился конец месяца. Учёба становилась всё напряженнее, особенно для Киры, который старался не только в школе, но и с репетиторами. Ко всему прочему он ещё занимался рисованием, а по четвергам задерживался на литературных курсах. (Ему совершенно не составило труда набрать сорок баллов за тестовую часть и ещё столько же за сочинение. Любовь Александровна в тот день высказала своё недовольство, когда предположила, будто Кире всего лишь повезло, и «Горе от ума» – не самое сложное произведение на экзамене.)

По правде сказать, учительница литературы, хоть и была приятной женщиной, педагогом оказалась никудышным. Всю информацию она рассказывала по методичке: каждый порыв поразмыслить над судьбой человека в пьесе Горького или задуматься над истинными мотивами преступления Раскольникова, она пресекала и ограничивала рамками экзаменационного листа. Каждое занятие заканчивалось тем, что Ленка раскладывала пасьянс на смартфоне; Лизонька напевала что-то попсовое и расставляла по местам стулья; Кира устраивался в самом углу и заполнял страницы измятого блокнота одними и теми же набросками. Иногда он вырисовывал героев аниме, длиннющих сколопендр или же попросту тренировался в академической штриховке.

Уже после первого такого занятия Кира успел разочароваться в своём намерении тратить время на вещи, которые совершенно были ему не нужны. Да, он продолжал любить литературу, и разгоревшийся азарт лишь сильнее вспыхивал в сухом воздухе жаркого сентября, но занятия на школьных курсах не шли ни в какое сравнение с уютными вечерами у репетитора, когда ему позволялось с упоением делиться мыслями о прочитанном за неделю.

Кира рисовал каждую перемену, надеясь отыскать утешение в единственном своём хобби, но эффект получался обратный. Он почти не поднимал голову, склонившись над блокнотом, а потому не замечал происходящего вокруг.

– Я опять ничего не успела! У меня сейчас голова взорвётся…

Лизонька жаловалась каждый раз одинаково. В грохоте школьного звонка её слова едва ли можно было расслышать, но Кира уже заранее знал всё, что ему скажут: преобразования, таблицы синусов и косинусов, окружности.

Школьница говорила всё громче.

– Какой ответ у тебя получился в третьем задании? Мне кажется, я опять всё напутала.

В голосе Лизоньки не было разочарования – неудачи в алгебре её только веселили. Она на ходу пыталась отыскать в сумке расчёску и в перерывах между фразами без конца бормотала какую-то навязчивую и знакомую мелодию. От неё очень приятно пахло сладковатым парфюмом, напоминающим тёплую карамель.

– Третье? Это которое В3 или С3? Кажется, я помню только последнее.

– И что там?

– Плюс… минус… пи, делённое на три.

– Вот чёрт! – Лизонька остановилась посреди коридора, тяжело вздохнула и запрокинула голову. – Я расчёску после физкультуры оставила в раздевалке. Её по-любому уже кто-то стащил.

– Или физручка нашла её и унесла к себе в тренерскую. Заберёшь после уроков. Неохота спускаться на первый этаж.

– Но мне сейчас надо.

– Возьми у Ленки. – Кира повертел головой. – А где она? – Его соседка по парте убежала из класса сразу же, как отпустили на перемену. Последнее время она часто вот так пропадала и возвращалась почти всегда с опозданием: улыбающаяся, с блеском в глазах и таким выражением лица, словно знала гораздо больше, чем остальные.

– Блин, нет, это не гигиенично. Да и она, наверное, на улице. Ах, «Любовь – над бурей поднятый маяк 1 1 У. Шекспир, Сонет 116 », знаешь? Как у Шекспира! Дела амурные, и всё такое.

Лизонька мечтательно прикрыла глаза и уже представила себя на каменном балконе Вероны. Она увлечённо повторяла один сонет за другим, размахивала руками и только чудом умудрялась не задеть тех, кто проходил мимо. Кира, всё это время идущий рядом, улыбнулся. Слова, которые он читал в детстве, не до конца понимая их значение, придали импровизации ностальгический оттенок.

Имитация собственной смерти, притворное сумасшествие, сцены трогательных монологов и громкие рыдания на деревянном помосте, такие, что слышно даже на галерке – мыльная опера эпохи Возрождения. Кира привык рассматривать шекспировские произведения без поучительности и не воспринимал их как литературную библию. Для него даже Гамлет был идиотом.

Когда Лизонька закончила чтения, она снова открыла глаза и растерянно осмотрелась вокруг.

– Так что у тебя получилось в третьем?

Отчаянный вздох окончательно вернул школьницу в душную реальность школьного коридора.

– Увы, четыре.

За спиной послышался тихий кашель; Кира вздрогнул и обернулся. К ним шла Ленка, запыхавшаяся, немного взлохмаченная, в белоснежной футболке с ровными складками –по ним можно было догадаться, как именно эта вещь хранилась в шкафу. Она успела где-то оставить свой джемпер, в котором проходила первые четыре урока, но взамен, к удивлению одноклассниц, обзавелась навязчивым запахом дешёвых сигарет.

– А вы чего тут стоите? Любушка в кабинет не пускает?

– Да что там делать? У меня от этих табуреток уже весь зад квадратный. – от одухотворённого настроения Лизоньки не осталось ни следа. – А ты чего вернулась? Ну и запашок, конечно. Стой, я тебя духами побрызгаю.