Кале Мырзахан - Долина семи рек. Книга I

– Сынок, мы – воинственные кыпшаки, испокон веков служившие народу и своей Земле, изгонявшие бесстрашно любых врагов с нашей земли. Не было покоя в бескрайних степях, отовсюду, как голодные волки, желающие напасть на барашка, глядят враги и желают погнать нас во все четыре стороны. В любой день и ночь нужно быть готовым к войне. В былые времена истинный кыпшак с пяти лет твердо держал меч в руках и скакал на лошади со скоростью ветра. Скоро ты будешь вместе со мной выезжать на охоту, и я научу тебя стрелять из лука, держать меч и дубину. Научу тебя одним ножом совладать с медведем. На охоте ты научишься бесстрашию, ловкости и силе. Все в жизни степной неспокойной пригодиться, – вдруг Андасбек замолчал, невольно нахмурил брови, и вздохнув, добавил с грустью и тревожными нотками в голосе:

– Эх, сынок, неизвестно, какие времена вас ждут. Один Аллах знает.

– И дедушка знает, – детским тонким голосом пропищал малыш.

Андасбек засмеялся:

– Дед твой не скрывает от тебя свои чудесные камешки? И что он тебе сказал?

– Ничего не говорит, – обиженно пожаловался на деда, – только играется сам, сам себе бормочет, все секретничает.

Отец улыбнулся: дед Асубай гадал на фасолинках, но только себе. Сколько бы кто ни просил, никому никогда ни за что в этом не признавался и не гадал. Как-то раз кто-то в ауле усердно докучал: «погадай, погадай», на что дед недовольно обронил: Коран запрещает гадать, и был непреклонен.

Во время обхода аула, улыбка сошла с лица Андасбека и досадное чувство овладело им: с тяжелым чувством отметил про себя, как износились юрты у аульчан. Некогда белоснежные юрты посерели, все больше стало юрт темных, просто из кошмы. На глаза бросалось, аульчане стали жить хуже. Внутри неприятно кольнуло чувство вины: он – старейшина аула, должен заботиться о благосостоянии своих аулов. Стало стыдно: что думают другие роды, может обвиняют его в жадности и эгоизме, мол о своих подопечных не заботиться? Неприятные мысли точили изнутри.

Андасбек со всеми здоровался, кого спозаранку встречал у юрт, немного задерживался, чтобы узнать, как у них дела, здоровье, жизнь. За это внимание его любили аульчане.

– Аксакал, аман есенсыз бе? Бала-шага аман ба? [Дед, все ли живы-здоровы? Как семья, дети?] – спросил он у старика, сидевшего у юрты.

– Ее-е, шырагым, омыр не болып кетти?! Балаларымыз кангып кетты, жумыс издеп. [Э-э, свет мой, что за жизнь пошла? Дети мои скитаются в поисках работы]. Мои сыновья ушли работать в города, в поисках работы до Зайсана дошли, золото добывают. Говорят, с раннего утра до поздней ночи работают, голову поднять не дают. Без отдыха работают. И нам помочь не могут. А мы со старухой здесь доживаем свои дни, снохи и внуки с нами, а кормильцев нет.

Оба тяжело вздохнули. Дед продолжил:

– Сыновья говорят, недавно бастовали все рабочие, требовали оплату поднять, время работы сократить, на отдых время дать, и слава Аллаху, добились хоть немного улучшения.

– Я слышал, русские рабочие учат их за свои права бороться, требовать все это, – ответил Андасбек.

– Возможно так и есть, сами как пойдем против начальства? Но нам помощи от сыновей нет. Снохи выкручиваются как могут, все хозяйство на них держится. Дай Аллах, лишь бы скот был. Будет скот, будет пища.

– Отец, если какая помощь нужна, обращайтесь ко мне, – отвечал Андасбек и шел дальше.

– Да благословит тебя Аллах, сынок.

Сделав обход аула, Андасбек вернулся к завтраку. Онгар вышла из дома и крикнула детям «идите завтракать, быстро, быстро, бегите, умойтесь и к столу». Дети знали, маму задерживать нельзя, у нее много дел, поэтому соскочили и побежали к роднику, умыли руки лица, напились холодной родниковой воды и побежали в дом. За круглым столом собрались отец Андасбек, дед Асубай, мама Онгар, младшая жена Андасбека, Алтынбала и все дети от двух жен. Прислуга Назыкеш разливала чай. Смуглая, худенькая, очаровательная Назыкеш, с черными как смоль волосами, длинными ресницами, в семь лет осталась сиротой. Ее родители – жатаки, заболели и умерли от холеры, родственники сами еле выживали, обуза никому не нужна. Онгар пожалела сироту и взяла к себе в прислуги. Назыкеш полюбила Онгар как родную маму и целый день крутилась около нее, помогая ей во всех домашних делах. К тринадцати годам умела вела все хозяйство Онгар, став ее незаменимой помощницей. Назыкеш всем сердцем полюбила многочисленную родню хозяев и была им безмерно благодарна за их доброжелательность, искренность, доброту и человечность. И сама стала родной для всего их большого семейства.

Дед обратился к младшим внукам, ласково поглядывая на них:

– Ну-ка, расскажите отцу, чему в медресе научились, что познали?

Не успели дети начать свой рассказ, как в дом вошел гость, Кулан, и громко здороваясь, прошел к мулле Асубаю, поздоровался за руки с ним, затем с Андасбеком, по-старшинству. Назыкеш, взглянув на Кулана, заволновалась, покраснела и молча налила чай. Она втайне влюблена в Кулана, и как только он вошел в юрту, сердце замерло, руки ноги онемели, голос пропал, стало жарко, голова склонилась к самовару, взгляд красивых глаз сверлил пол, и боясь шелохнуться, она еле дышала. Но, слава Аллаху, никто на нее не обращал внимания. Кулан же, сев за стол, пристально смотрел на дочь хозяина, сидевшую напротив него, Магрипу. Он не мог свести с нее взгляда, не в силах не смотреть на нее. Впрочем, Магрипа была той самой главной причиной, по которой он использовал любой повод приехать в аул. Девушка давно заметила влюбленный взгляд Кулана, и это льстило ее самолюбию. Впрочем, все дочери Андасбека привыкли к восторженным глазам мужчин, и уже твердо знали о своей красоте и силе красоты. После обычных слов приветствия, общих вопросов-ответов друг к другу, Андасбек спросил:

– Что за новость тебя пригнала к нам?

– Ага, в городе волнения. Русские крестьяне отказываются платить налоги в казну.

– Получается, и русскому народу тяжело живется в селах, городах?

– Тяжело, ага. Всему народу тяжело, и крестьянам, и рабочим.

– И налоги русские платят в казну?

– Платят, ага, и жалуются на непосильные налоги.

– Бий Мырза в прошлый раз говорил, соседи, украинские переселенцы, жалуются на начальство, на тяжелые условия и налоги. Что они такие же обездоленные, как и наши жатаки. В лучшем случае крестьянин имеет корову – влез в разговор Андас.

Кулан добавил:

– Среди народа в Верном ропот большой, будь то казахи, русские, дунгане, уйгуры. Всему народу нынче тяжело.

– Что народ говорит, о чем ропот?

– В городе народ и рабочие говорят, причина тяжелого положения народа – баи и управители, казахские, русские, казачьи, все. Рабочие заводов, фабрик, железнодорожные, типографские собираются на своих собраниях, состоят в своих тайных кружках и группах, и все твердят, что настоящими защитниками народа являются только большевики. Много рабочей молодежи привлечено большевиками в свою деятельность.