Кале Мырзахан - Долина семи рек. Книга I

– О, местный петух жетысуский прибыл.

Алтынбала прыснула от смеха, Даметкен с Магрипой тихо рассмеялись, косо поглядывая на маму. Одна Онгар недовольно приструнила:

– Доча, не подобает смеяться над мужчинами. Веди себя прилично.

– Ах, мама, оставь – отмахнулась Койсын, ничуть не смутившись. И тут, увидев, как бай схватил Назыкеш за руку, Койсын позвала всех:

– Смотрите, что делает! О, бесстыжий, и Вы, мама, его еще защищаете?

Даметкен с Магрипой выбежали из юрты, все молодым любопытно.

В этот момент из гостевой юрты выплыла байбише Райкула, красавица Акжаркын, встречать своего ненаглядного мужа. Она женщина властная, самолюбивая, прибыла сюда днем раньше. Яркая женщина с немного высокомерным выражением лица, также, как и муж, любила наряжаться. И покомандовать. Акжаркын вышла в ярких кричащих одеяниях, и невозмутимо улыбаясь, предстала перед мужем.

Койсын не удержалась от язвительных замечаний и презрительно пробормотала, но так, что все в юрте услышали:

– Вот и курица его вышла, под стать ему.

Сестры хихикнули, а Онгар снова заметила:

– Прекрати, Койсын, не говори за спиной того, что не сможешь сказать в лицо.

В юрте все знали, Онгар не любит унизительные или оскорбительные высказывания, даже если это просто шутки. Койсын же не унималась:

– Мама, они сами ведут себя так, я только комментирую.

– Иди, делом займись.

– Ох, мама, все эти наставления стары, как мир. Скучно. И я устала с дороги. Я буду отдыхать, – сморщилась раздраженно Койсын.

Подбежала Назыкеш чуть не плача, вся красная от стыда, мигом забежала в юрту и кинулась к Онгар:

– Апа…

Онгар обняла ее, улыбнулась:

– Успокойся, доченька, не обращай внимания на выходки его. Он не со зла, такие уж шутки у него. А сейчас накрывай на стол, скоро женщины придут на чаепитие.

Меж тем, Райкул гордо и высокомерно ступал в сторону гостевой юрты, в сопровождении льстивой свиты. По пути отдавал приказ, чтобы ему поставили отдельную юрту. Все под усы заулыбались, значит бай ожидает ночную гость, раз ни к одной жене не идет. Войдя в юрту как хозяин Вселенной, пройдя как танк мимо всех, громко и шумно здороваясь со всеми прошел сразу на самое почетное место, схватив по пути несколько подушек. Место ниже «тор» он не рассматривал, поэтому растолкав всех (кроме аксакалов и мулл), сел на самое высокое место для самых главных гостей. Осушив залпом кумыс, махнул рукой так, показывая, чтобы еще налили. Проходя мимо сидевших вокруг дастрахана гостей, Райкул не удержался, обязательно толкнул, будто случайно, Копбая, сына самого влиятельного и богатого бая в Семиречье. Копбай, уравновешенный, тихий молодой парень, из уважения к старшим, не придал значения грубости и бестактности Райкула, и продолжал невозмутимо сидеть. На его лице слегка маячила снисходительная улыбка, а во взгляде была ухмылка. Зная нрав и привычки волостного Райкула, ходившего как Бог и царь, Копбай не придавал значения его выходкам, но, наоборот, даже ценил многие качества в бае, и продолжал относиться к нему с почтением и уважением, вызывая удивление самого Райкула и недоумение у некоторых.

Копбай выделялся среди находившейся на тое знатной молодежи. Он получил самое престижное образование, отучившись в Оренбурге, но в отличие от большинства детей богачей, в нем совершенно отсутствовало высокомерие и гордыня. Являясь доверенным лицом своего отца – крупного скотовладельца, он распоряжался самыми крупными торговыми сделками в крае, и диктовал цены на скот, кожу и шерсть в Семиречье. Силу его отца уважали не только степняки, к его словам прислушивались в волостной канцелярии! И поэтому тихий, немногословный Копбай не вписывался в понятия грубых степняков и никак не походил на влиятельную и устрашающую персону. Его детская улыбка, светлый взгляд, мягкий голос вводил в ступор многих. Высокий, худой, желтолицый Копбай прожигал свою 25-ю годовщину.

Постепенно юрта заполнилась. Вскоре подали деревянные блюда с мясом. Головы зарезанных лошадей подали самым уважаемым старшим, представителям родов, биям, имаму. Далее в строгом соответствии с возрастом и положением в обществе подали бараньи головы и другие крупные кости, жанбас, жилик 43 43 жанбас, жилик: жанбас – тазовая кость барана, при угощении подносится почётному гостю; жилик – тазобедренная часть с мякотью и тазовой костью. . Перед остальными гостями подали остальные мелкие кости, омыртка, кабырга 44 44 омыртка, кабырга – ребра. и другие. Имам прочитал благословение и после молитвы все пригубили кумыс и начали трапезу. Пока опустошали блюда с мясом, женщины разливали горячий бульон с куртом 45 45 курт – тюркский сухой кисломолочный продукт из сушёной сузьмы . Наевшись до отвала, гости откинулись на лежащие рядом подушки и начали вести беседы меж собой.

Отдельно у кухонных юрт собралась прислуга и тоже меж делом веселилась и праздновала, накрыв себе столы. У них свои разговоры. Сегодня разговоры начались про жениха, невесту и перешли на общие темы. Прислуга Бектай бая жаловалась на него, остальные сочувствовали им. Вот кому действительно не повезло. Жадность его не знала границ. За кусок хлеба трудятся круглый год его пастухи, жатаки и бедняки. Ни с его барского стола еда им особо не перепадает, ни за свой тяжелый труд не получают хоть барашка за год, и так и живут, полуголодные, полунищие. На его фоне Валихан бай казался справедливым, несмотря и на его скупость. Он лишнего не даст, но каждому в год раз выделяет за его труд достойную оплату. Кому-то лошадь, кому-то корову, кому-то барашка и так по достоинству оценивая труд сам делит и распределяет. Никого без оплаты не оставит. Каждая семья в его ауле каждый год пополняется скотом. К тому же он научил всех выращивать пшеницу, пшено, каждому выделил немного семян и земли. Круглый год в каждой юрте есть мука и пшено. И род его креп из года в год и теперь их уважали в Жетысу, с ними считались. Наглеть и зарываться никому не позволял, но все же аульчане были довольны. Прислуга Райкул бая хвасталась, что с богатого байского стола Райкула перепадало им немного. При всем его грозном характере, он все же бывал щедрым, а своих близких родственников и вовсе обогатил. Считая, как должным, заботу брата, все братья и сестры его претендовали на все. Но аульчане устали от его криков и бурной деятельности, и, конечно же, побаивались его. На таких тоях рассказывали про его чудачества и смеялись над ним или над его шутками.

С кипучей энергией Райкул сам мог работать за десятерых, и требовал такого же от других. И все, что не соответствовало его норме, его бесило. И он кричал почти на каждого:

– Лентяй, спишь до обеда?!