Владимир Сумин - Моя армейская жизнь. Премия им. Ф. М. Достоевского

Но если поза выглядела разумной и объяснимой, то позиция выглядела довольно странной: он стоял спиной к вокзалу. Выходило, что прибывшие его не интересовали. Приехали и приехали. Никуда не денутся. А свои энергию, пафос, мощь темперамента он готов обрушить на отъезжающих. Получалось, он как бы призывал их никуда не ехать, а остаться и именно здесь и сейчас построить город его мечты.

Гиблое, видимо, это было место…

Впрочем, порассуждать на эту тему мне не удалось. Нас загрузили в машины и повезли в часть.

Наше появление в части не стало событием. Не было пышной торжественной встречи, оркестра, флагов и транспарантов. Не было праздника. Нас будто и не ждали. Перед проходной лежали кучи песка и щебёнки с брошенными рядом носилками. В глаза бросился угрюмый покосившийся забор в ошмётках облупившейся краски.

В стороне производились какие-то работы. Грузоподъёмный кран снял с автомобильного прицепа бетонный блок и занёс его над болотом. Солдаты с мостков шестом направляли его. Один махнул рукой.

– Майна!

Блок стал опускаться и мягко проваливаться в болото. Солдаты шестом сбили стропы с крюков. Блок с противным чавкающим звуком скрылся в чёрной жиже, будто болото не просто проглотило строительный элемент, но и пережевало его.

– Восьмой за сегодня, – сообщил кто-то из бойцов.

На поверхности, на чёрном прямоугольнике болотной жижи, оконтуренной зеленой ряской, остались лопающиеся пузыри, будто вода кипела.

– Это ничего! – успокоил руководивший работами невысокий полненький капитан. – Ядро земли крепкое. Мы до него доберёмся.

– А нельзя обойти? – поинтересовался я у одного из бойцов.

– Нельзя, – твёрдо ответил тот. – Будут отклонения от прямой линии. А приказано вести прямо.

Мне сразу почему-то вспомнился наш замечательный школьный наставник Дуралюмин.

И, как оказалось, это было только начало…

Сразу за проходной шла короткая асфальтовая дорога, которая заканчивалась широкой прямоугольной площадкой – плацем. Слева и справа от плаца вытянулись одноэтажные казармы, перед которыми был аккуратно подстриженный газон. На нём росли высокие берёзы. Впереди виднелся фасад ещё одного здания, колоннами похожий на помещичий дом. Это была, как я узнал позже, столовая.

Плац убирали и мыли. Несколько бойцов по очереди выплескивали воду из ведёр, а шеренга солдат плотно сдвинутыми швабрами гнали эту воду перед собой. На влажно блестевшей поверхности асфальта проступали белые пятна от вороньих испражнений, будто весь плац был болен человеческой болезнью витилиго.

С берёз за процессом следили вороны. Время от времени они что-то прокаркивали и перелетали на другие ветки. По узенькому бордюру между газоном и асфальтом метался сержант-сверхсрочник в большой офицерской фуражке.

– Надо, ребята! Надо сделать! Вы же комсомольцы!

Коричневая офицерская сумка билась у него на боку.

Сразу по приезде нас отвели в баню и выдали солдатское обмундирование. Форма преобразила нас. Все ходили возбуждённые. Брали под козырёк и докладывали друг другу.

– Так точно! Слушаюсь! Бу сделано!

Наконец предбанник покинул последний новобранец. Руководивший помывкой прапорщик скомандовал:

– В колонну по три становись!

Это у него вылетело легко и свободно, как бы само собой. Он, видимо, ничуть не сомневался, что его команда будет так же просто и красиво выполнена. И отвернулся.

Я от избытка чувств подошёл к нему военным шагом и выкрикнул:

– Есть!

Он внимательно оглядел меня с головы до ног.

– Стройся! Ты сюда прибыл служить, а не жрать! – И снова отвернулся.

Все завозились и затоптались. Увы, та уверенность и убеждённость, что звучали в словах прапорщика, никак не воплощались в действие. Все сбились в кучу и растерянно смотрели друг на друга. И тогда я решил взять инициативу на себя.

– Беритесь за руки по трое! И прижимайтесь теснее!

– Что ты изобретаешь? – повернулся прапорщик.

– Строю колонну, что бы она была крепкой, – пояснил я. – Один прутик может сломать каждый, а если свести все прутики в один веник…

– Понятно, – прервал меня прапорщик. – Городской?

– Ага.

– Тусовка? Фарцовка? – он изобразил непристойные движения бёдрами.

– Как вы угадали?

– Ничего, – успокоил меня младший командир. – Здесь тебя сделают настоящим бойцом.

…Распределение происходило в актовом зале. Офицеры с маленькими звёздами на погонах выкрикивали фамилии и уводили новичков.

Меня долго не вызывали, и я уже начал подумывать об ошибке моего призыва.

– А что ты здесь сидишь? – удивился привёзший меня лейтенант.

– Жду.

– Так ты уже определён ко мне в роту.

– А где это?

– Здесь. В воинской части двенадцать семьсот шесть.

– Не знал.

– Между прочим, гвардейская танковая часть.

– И что – я тоже буду гвардейцем?

– Непременно.

Я ошалело покрутил головой. Во как! Не успел я надеть военную форму, как тут же стал гвардейцем. У меня ещё гражданские батоны в зубах застряли, а я уже вступил в когорту привилегированных воинов.

Гвардейцы всегда одерживают победы. А после их красочно отмечают. Мне представились поющие и танцующие цыгане, пенистое шампанское в бокалах и ночные вакханалии с юными одалисками.

– Да-а-а…

Впрочем, я, наверное, перепутал гвардейцев с гусарами. Да и обстановка вокруг не предполагала подобных забав.

– Тищенко! – позвал лейтенант.

– Слушаю, товарищ лейтенант.

К нам подошёл тот самый прапорщик, с которым мы вместе строили колонну. Выражение лица у него сделалось кислое и обиженное. Он что-то пробурчал под нос. Я уловил лишь одно слово:

– Чмо!

– Токарь второго разряда! – представил меня лейтенант. – Основа есть. Остальному научим. Забирай бойца.

Ремонтная рота, в которую я попал, была кадрированной. По мирному времени в ней числился десяток бойцов, из которых в наличии было всего двое: узбек Алик Утеев и таджик Эдик Рахманов.

Рядовой состав нашего скромного ремонтного табунка располагался в казарме танкового батальона, куда поместили и меня, вместе с танкистами, которые были в полку главными.

Свою первую армейскую ночь я провёл отвратительно. Досаждали комары, чужой храп и пуканье. Я долго не мог заснуть. А потом вдруг провалился в сон и сразу вернулся в гражданскую жизнь…

В отделе намечался день здоровья с выездом за город. По этому поводу среди сотрудников распределяли обязанности.

– Семёнов! За тобой спиртное, – объявил мне наш профорг Тюкин.

– Ладно, – согласился я. – А что надо делать?

– Купить водку. Петрович, сколько будем брать? – обратился Тюкин к ветерану отдела Сарапаеву.