Петр Альшевский - «Святой Глеб»

– Он видел, – сказал Глеб. – Он шел на свет, и ты ему откроешь.

– Как же не хочется, – пробормотала Лиза. – Чего он добивается?

– Наверное, тебя, – предположил Глеб.

– Меня… а со мной ты. Я открываю.

Грустящий у двери Максим Капитонов измотан и жалок. Его грызет одиночество.

Дверь открывается. Лиза не улыбается.

– Долго ты, – пробурчал Максим. – Мылась? Я брел к себе и заметил твою дверь – от меня не укрылось, что она закрыта, но я все-таки к ней подошел. Позвонил, и ты ко мне вышла. Брат с мамой дома? Нет… они бы не затягивали – сразу бы открыли. Одной не тоскливо?

– Тебе лучше уйти, – процедила Лиза.

– Для тебя, может, и лучше, но не для меня. Ты, Лиза, не трусь, уговаривать тебя со мной лечь я не стану, насчет женской ласки я нынче не в угаре, да я уже и пообнимался… с манекеном. С ним не поговоришь, а к тебе я как раз за общением… душа в душу, насколько возможно. Гнилая ситуация… стою тут, плачусь. Жму на жалость.

– Я не одна, – сказала Лиза.

– И с кем же? – спросил Максим.

– С мамой. Она болеет.

– Ну, так я ее поддержу, – сказал Максим. – Если не меня, то я… меня-то никто. От тебя, Лизонька, это мне не светит. Ты жесткая и черствая девушка. Освободи проход. Не заставляй меня тебя отшвыривать.

Лиза Ильина посторонилась. Вошедший в квартиру Максим Капитонов направился в единственную комнату, где горел свет, и увидел там Глеба.

– Добрый вечер, – сказал Глеб. – Пальто снимать не будете?

– Мама что, в другой комнате? – спросил Максим. – Она спит?

– Простите, но я не знаю, что вам сказать. В другой комнате вряд ли есть чья-то мама – поверьте мне на слово. Ее мама, как я слышал, в Хорватии, а чья-то еще… здесь бы я не искал.

– У подъезда был ты? – спросил Максим.

– Опять непонятный вопрос. У какого подъезда, когда… зачем.

– У ее подъезда, – напомнил Максим. – Я сидел в машине, а ты с ней разговаривал. Выглядел таким самоуверенным… как и сейчас. С босыми ногами. А на мне тяжелые ботинки, и что бы ты, интересно, сказал, если бы я подошел и отдавил тебе все пальцы?

– На обеих ногах? – осведомился Глеб.

– Ты не теряешься… ты меня бесишь. Вальяжный крысеныш, от боли еще не кричавший… он какой-нибудь клерк?

– Он альпинист, – ответила Лиза.

– Вот бы не подумал, – протянул Максим. – Ходишь в горы?

– Не хожу, – ответил Глеб.

– А что же она…

– В гору я ходил не один, а с другом, но он потерял к этому интерес и не объяснил мне почему. Без него я равнину не покидаю.

– Ползаешь, – усмехнулся Максим.

– Гуляю, – сказал Глеб. – Раскованно до неприличия. В горах, случалось, ползал – когда мы вверх лезли.

– Ты лез туда не по принуждению, – сказал Максим.

– Конечно, – согласился Глеб.

– Тебя, похоже, ни к чему не принуждали и тобой никогда не командовали, – сказал Максим. – Ты вырос вольным, ни перед кем ни склоняющимся… а перед пистолетом?

– Его на меня не наводили, – ответил Глеб.

– Я наведу. Он у меня с собой.

– Максим, ты это, не зарывайся, – сказала Лиза. – Тут нормальные люди, и твои методы…

– Замолкни! – крикнул Максим. – Ты считаешь меня бандитом? Измазанным в крови гангстером? Ну… считай и дальше. Пистолет я достану. Видите?

– У тебя хороший пистолет, – глядя на вытащенный ствол, сказал Глеб.

– Стрелять я пока не настроен, но кое-что ты для меня сделаешь, – промолвил Максим.

– Я? – спросил Глеб. – Только я? Only me?

– И она тоже, – сказал Максим. – Ничего унижающего достоинство – вы просто пойдете ко мне в гости.

– Под дулом пистолета в гости я… пойду. За нее не скажу. Повлиять попытаюсь – я иду, а ты? Меня он убьет, а тебя?

– Он нас не тронет, – процедила Лиза. – Мне можно переодеться?

– Нет, – сказал Максим. – В халате ты бесподобна.

СЛОЖИВ, подобно заключенному, руки за спиной, прищурившийся Глеб стоит между сидящей на кровати Лизой и рассевшимся за столом Максимом Капитоновым, чье жилище заставлено массивной мебелью, придающей ему налет грозного средневековья, когда практиковалось вырывание ноздрей и поднятие на дыбу; перед внутренним взором Глеба возникают гравюры пытаемых страдальцев, и он слегка приподнимает сложенные за спиной руки – Глеб не просто потягивается. На него неотрывно смотрит забывший о девушке Максим. Расстроенная Лиза уткнулась глазами в черно-красный ковер.

Расцепивший руки Глеб потрогал пальцем нос и удовлетворенно подметил, что его ноздри пока целы.

– Виски, джин, коньяк? – спросил Максим.

– Желаете накачаться? – поинтересовался Глеб.

– Я не себе – для вас. Я пить не буду, я и без того в нужном состоянии, а тебе, чтобы в него войти, следует глотнуть и побольше. Я и тебе, Лизонька, не советую отказываться. Тебе предстоит наблюдать весьма сильное зрелище – на трезвую голову оно может тебя покоробить. Вызвать истерику. Она на меня не подействует – криком ты ему не поможешь.

– А чем я ему помогу? – спросила Лиза.

– Ничем. Если только молитвой – если ты веришь. Я в это не верю. Ни в архангелов, ни в святых…

– В святых не верите? – спросил Глеб.

– Ни на грамм. Я не верю в Бога, не верю в любовь…

– Причем здесь любовь, – перебил Глеб. – Я спрашивал о святых. Святой Симеон, святой Иона… святой Глеб. Видные фавориты Всевышнего.

– Они для меня пустой звук, – сказал Максим. – Сейчас я принесу, и мы начнем.

Вставший из-за стола Максим выходит из комнаты.

– Ты не знаешь, что он задумал? – спросила Лиза.

– Едва ли что-нибудь высокодуховное. От него я бы скорее ждал чего-то малопозитивного. К примеру того, что он принесет черную мамбу. Или коробочку со скорпионом… с пауком-убийцей…

Максим возвращается.

– Ты говорил об убийце? – спросил он.

– О пауке, смертельном для человека, – ответил Глеб. – В наших краях они не водятся.

– Но один-единственный, глядишь, и забежит. – Максим показал Глебу старый револьвер. – В нем один патрон. Мы будем рисковать по очереди, и никого из нас не назовут убийцей. Пояснения не требуются?

– Обойдемся без них, – промолвил Глеб.

– А я не обойдусь, – сказала Лиза. – Я не понимаю… зачем тебе второй пистолет?

– Спроси у своего мужчины, – сказал Максим.

– Если он говорит обо мне, – сказал Глеб, – то я полагаю, что твой сосед предлагает мне сыграть в русскую рулетку. Он хочет стрелять в себя, но при условии, что и я в себя выстрелю. Тебя он в нашу игру не подключит.

– Ни в коем случае, – сказал Максим. – Тут все такое… сугубо мужское. Бери револьвер.

– Я первый? – спросил Глеб.

– Мне думалось, ты сочтешь это за честь.

– Истинный мужчина постыдился бы тебе возражать, но комплекса неполноценности у меня нет, и я уступаю тебе право прощупать себя на предмет стойкости.

– Ты дрожишь! – воскликнул Максим.